тело друга. Так они не обнимались, даже когда он вернулся с фронта. И вдруг его обожгла мысль: дверь! Он оставил открытой дверь, их увидят! Оторвав, почти оттолкнув от себя Стига, Гаор рывком обернулся. Дверь была плотно закрыта. Когда он успел? Нет, это неважно, перед ним Жук! Живой, здоровый, протирающий запотевшие очки.
— Жук, ты с ума сошёл! — наконец выдохнул он. — Зачем?
— Что зачем? — к Стигу почти вернулось его всегдашнее насмешливое спокойствие. — Зачем я тебя искал? Ну, во-первых, отчитаться.
— Отчитаться? — тупо переспросил Гаор. — В чём? За что? Жук, кто из нас сумасшедший? Ничего не понимаю.
— Сядь, — Стиг обхватил его и как больного усадил на табурет. — Успокойся, покури.
— Курить в мастерской запрещено, — машинально ответил Гаор, — выпорют.
— Что? — изумился Стиг.
— Меня за курение в неразрешенном месте выпорют… — ответил Гаор и с ужасом ощутил, что только что чуть не назвал Жука господином.
Он закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Он плакал, вздрагивая, сотрясаясь всем телом, а Стиг стоял рядом и молча смотрел на него, на своего бесстрашного отчаянного Друга, не отступавшего ни перед чем и ни перед кем. Сволочи, что они с ним сделали?
— Гаор, — наконец тихо позвал он, — успокойся, Гаор.
Гаор вздрогнул от его слов, как от удара, с силой вытер лицо и уронил руки себе на колени, с усилием поднял на Стига глаза и попробовал улыбнуться.
— Спасибо, Жук, но Гаора нет, и Отчаюги училищного, и старшего сержанта, и… их никого нет, понимаешь?
— А кто ты?
— Я? Я раб, Жук, прозываюсь Рыжим, номер тебе назвать?
— Я помню, — серьёзно ответил Стиг. — Успокоился?
Ему приходилось уже видеть самые различные… истерики, и он знал, что большей частью сильные люди справляются сами. А его Друг сильный, всегда был сильным.
— Да, — Гаор сглотнул стоящий в горле комок. — Как тебе это удалось, Жук?
— Неважно. Мой отчёт ты готов выслушать?
— Ничего не понимаю, но готов.
— Пацан добрался благополучно, у него всё в порядке, служит сейчас в другой части, парни из конфликтной комиссии её курируют, так что проблем у пацана не будет, местный гарнизон взяли на заметку и будут шерстить по своим каналам.
— Какой ещё пацан? — удивился Гаор, но тут же сообразил, — этот…
— А ты думаешь, откуда я узнал, где тебя искать? Ты молодец, здорово придумал, как дать знать о себе.
Гаор усмехнулся уже совсем свободно, по-прежнему.
— Вот уж о чём я не думал. Просто стало жалко пацана. Рад за него. А…
— А во-вторых, тебе привет. Держи.
Стиг взял со стола свёрток и протянул ему. Гаор недоумевающе взял его, развернул. Пачки сигарет, печенье, а это…
— А это что?
— Мамины коржики. Помнишь, они тебе всегда нравились. Чем больше лежат, тем вкуснее.
— Ты… ты сказал ей?
— Ровно столько, сколько для неё не опасно. Остальное из, — Стиг подмигнул ему, — из «жёлтого дома».
«Жёлтым домом» по аналогии со знаменитой психиатрической клиникой они называли свою редакцию. Гаор кивнул, собираясь объяснить Жуку, что ничего этого ему с собой унести нельзя: найдут при обыске, обвинят в воровстве, потому что такие сигареты и столичное печенье в рабских ларьках не продаются. И тут он с обжигающей ясностью понял, какой он безнадёжный непроходимый дурак, распускает сопли и слёзы, когда не доли, а миги на счету.
Гаор на мгновение зажмурился, окончательно пересиливая слёзы, тряхнул головой, и Стиг увидел его прежним, собранным, готовым отразить любое нападение и тут же ринуться в бой самому.
— Сколько у нас времени, Жук?
— Сколько нужно, — ответил Стиг.
— Тогда дай мне лист бумаги и ручку. Есть при себе?
— Конечно, чтоб у адвоката не было…
Гаор, не дослушав, почти вырвал у него блокнот и ручку.
— Сейчас, я быстро. Ты покури пока, тебе можно, — бормотал он, пересаживаясь к верстаку.
В первый момент Стига даже обидело явное пренебрежение к собранным гостинцам. Как они обсуждали каждую пачку, вспоминали его любимые марки и сорта, предвкушали, как обрадуется Гаор подарку, а он… что он делает? Стоя рядом — второго табурета в мастерской не было — Стиг изумлённо следил, как уверенно, без помарок и раздумий ложатся мелкие чёткие строчки. Прищурившись, он прочитал наугад несколько фраз и тихонько присвистнул. Это же…
— Точно, Жук, — понял его Гаор, — это ты сообразил правильно. Я сейчас…
— Не торопись, всё успеешь, — спокойно ответил Стиг.
Неужели он видит импровизацию? Но тогда… он многое знал о Друге, был уверен, что знает всё, ну, почти всё, но такого… Да, ему говорили, что Гаор — способный журналист, что у него, возможно, большое будущее, но… второй лист без остановок и помарок…
Дописав до конца, Гаор перевёл дыхание и, не перечитывая, протянул блокнот Стигу.
— Читай, Жук, я пока поем, пообедать-то всё равно уже не успею.
Стиг читал, а он хрустел коржиками и печеньем, молотя всё подряд, не разбирая вкуса от охватившего его такого же, что и перед атакой, волнения. Тогда, чтобы не сорваться раньше времени, они тоже молотили и НЗ, и доппайки. И, что нельзя унести, съедай на месте. Старая заповедь.
Стиг дочитал, опустил блокнот и потрясённо уставился на него.
— Ты… ты понимаешь, что это?
— А что? — лукаво подмигнул ему Гаор. — Хороша мина?
— Не то слово. Да если этому дать ход, от Крайнтира Таррогайна даже мокрого места не останется. Но, Гаор, это же ещё надо…
— Знаю, Жук, это слова, а надо доказать. Номера дел и точные даты должны быть в архиве Ведомства Юстиции. Сделай это, Жук, ты сможешь.
— Пересмотр дела? Найти повод для кассации…
Гаор помотал головой.
— Судебное решение обратной силы не имеет, ошейник не снимается, Жук, я даже не знаю, жив ли сейчас Яунтер Крайгон, номера его рабского я не знаю, так что… но чтоб эта сволочь на его крови не жировала.
— Сделаю, — серьёзно кивнул Стиг и заново, уже по-деловому, просмотрел текст. — Ладно, ещё одно. Твоя подпись.
— Зачем?
— Анонимы не публикуются, — насмешливо блеснул очками Стиг.
— Я теперь никто, Жук, — Гаор с сожалением оглядел опустевшие пачки и пакет из-под коржиков. — Пусть в «жёлтом доме» сами решат, кто закончит, под его именем и публикуют. Мне уже…
— Ты не имеешь права так думать о них, — вспылил Стиг, — чтобы кто-то там присвоил твою работу…
— Ага, скажи ещё, что там не голозадые, чтоб свово обижать.
— Что?!
— Так, присловье рабское.
— Подпиши, — протянул ему блокнот Стиг, — не хочешь именем, возьми псевдоним.
— Ладно, уговорил.
Гаор взял блокнот и ручку и твёрдо поставил подпись: «Никто».
— Держи, доволен? Так и не иначе. А в остальном пусть там сами
