Что именно Сабир рассказывал своим приятелям в лагере, Гриот не знал; однако он взял с переводчика клятву хранить маршрут в тайне. Сабир позднее говорил ему, что очень немногих интересуют древние песчаные библиотеки. Однако есть один человек, сказал Сабир, которого он хотел бы познакомить с Гриотом. Зовут его Али, и это очень ученый человек, который знает все о книгах и владеет многими языками.
В большом зале, помимо стола Гриота, был установлен еще один, для Сабира и Али, — не очень близко, чтобы их беседы не мешали Гриоту работать, но тем не менее в пределах слышимости, потому что Гриот надеялся почерпнуть из их соседства новые знания. Сабира и Али снабдили стопками листов из давленого и высушенного тростника, которые использовались для письма, и палочками из жженого дерева, те оставляли черный след на всем, к чему прикасались. Каждый день они уходили в тайник, пробираясь путаными ходами, и возвращались возбужденные, нагруженные исписанными тростниковыми листами. А потом приходили к Гриоту и говорили что-нибудь вроде: «Увы, многие языки прошлого мертвы уже много лет» или «Кажется, в лагере есть человек, который мог бы прочесть это». Гриот внимательно слушал и осознавал собственное невежество. Он просил, чтобы всю информацию записывали и берегли для генерала Данна, который вот-вот уже должен вернуться. Но где же он, где Данн?
Волны беженцев, гонимые войнами, достигали Центра неравномерно; иногда между ними был значительный перерыв. Не раз Гриоту казалось: всё, войны закончились, и он радовался этому, потому что его силы были на пределе. Но потом беженцы появлялись снова — все голодные, все потрясенные кошмаром, обрушившимся на их жизни, все насмотревшиеся смертей и страданий. Одежды беженцев разительно отличались друг от друга; нигде и никогда не собиралась столь многоцветная и многоликая масса людей. Некоторые приходили почти голые, потому что всю их одежду украли; другие носили ворованное. И эта толпа, это сборище оборванцев — настоящее лоскутное одеяло — стало тем, что Гриот называл своей армией. Он заставлял их маршировать, учил ходить строем и выполнять команды, делил на отряды, взводы, полки, повторяя все то, что видел в армии агре.
А Данн все не возвращался.
Гриот кормил все больше и больше людей, давал им кров, одевал их, основывал для них рыбацкие деревушки на побережье Нижнего моря и фермы, строил станки, на которых из шерсти пряли ткань для штанов и рубах. И казалось, одни только красные одеяла объединяли этих людей, а исчислялись они уже многими сотнями.
«Почему они согласились подчиняться мне? — втайне задавался вопросом Гриот. — Что их заставило?» Некоторые из беженцев были умнее его и гораздо ученее, а кем был он? Кто такой Гриот? Всего лишь человек, который сидит за своим столом в большом зале и называет сброд армией.
Гриот строил планы, размышлял, наблюдал за двумя выходцами из стран песка, работающими за соседним столом. Через окна и отверстия под потолком в большой зал падали солнечные лучи и рисовали на стенах и на полу узоры — когда стояла солнечная погода; иногда под потолком пролетали птицы, а одна даже свила гнездо между цветными плитками. Плитки эти больше никто не умел делать, и Али говорил, что в его стране это ремесло тоже уже позабыто… Али… Как часто Гриоту приходилось обращаться к Али, невысокому человеку с коричневой кожей, который редко улыбался. Он потерял детей и, как он думал, жену во время войны, которая заставила его покинуть родину.
Али всегда был готов ответить на вопросы, которые то и дело возникали у Гриота. Он, Гриот, так несведущ, столько всего не знает… Но ничего, скоро вернется Данн, и тогда…
А Данн не возвращался, и никаких весточек от него тоже не было.
Когда он наконец вернется, то услышит столько всего нового, о тайнике и о том, что в нем хранится. И армия станет его армией, армией генерала Данна, потому что, отлично понимал Гриот, без славы Данна, без легенды о нем он ничего бы не сумел сделать. Гриот был бы ничем, и не ради него люди оставались в лагере, терпели неудобства и выполняли его приказы. Люди говорили о генерале Данне, который вернется — скоро.
Столько новостей надо будет пересказать Данну… но как же Гриот забыл, ведь генерал ничего не знает о трагедии с его сестрой. Маара умерла, и придется сказать Данну правду. Гриот время от времени вспоминал об этом и думал: «Для Данна это будет тяжелым потрясением, он очень любил сестру».
Сам Гриот никогда никого не любил — за исключением, разумеется, Данна, если это слово здесь уместно.
И Гриот ждал, все время ждал, вспоминая собственную жизнь, думал, почему он таким стал и почему он сидит здесь. Все это время он ждал Данна.
Гриот старался направить свои мысли назад, как можно дальше в прошлое, но они упирались в преграду из дыма и пламени, из орущих солдат и плачущих людей, среди которых были и его родители. Дальше этого он ни разу не сумел пробиться.
Позже он узнал, что в ту роковую ночь ему было девять лет.
То, что было потом, Гриот помнил. Он стал мальчиком-солдатом в армии, которая воевала, нападала на поселения, грабила и превращала в рабов людей (его научили думать о них как о врагах). В армии таких детей-солдат, оставшихся без родителей, было много. Гриот хорошо владел копьем и мог убить им противника, он умел пользоваться дубинкой, а любимым его оружием была катапульта. Убивал он как людей, так и животных и птиц. Его хорошо кормили, он спал в бараке вместе с другими детьми. Теперь Гриот понимал, что тогда он ни о чем не думал, был слишком потрясен, чтобы думать, и мог только выполнять приказы.
Однажды его вызвали к командиру, который сидел за столом (как сейчас сидел сам Гриот), а к нему подводили солдат, одного за другим, и наконец настала его очередь. Тот человек спросил его:
— Как тебя зовут?
— Гриот.
— А другое имя у тебя есть?
Мальчик понуро мялся. Он знал, что у него и вправду было какое-то другое имя, но вот какое…
— Неважно. Сойдет и Гриот. Кем был твой отец?
Гриот в ответ лишь пожал плечами.
— У тебя были братья или сестры?
Да, кажется, у него они были. Но все его воспоминания обрывались, наткнувшись на огонь, крики и смерть.
Этот человек, начальник, который отвечал за детей в армии, ласково спросил:
— Гриот, а ты помнишь, что было раньше — до той ночи?
Гриот отчаянно затряс головой.
— Мы напали на вашу деревню. Было убито много людей. Деревня сгорела. Но раньше… что было раньше? Ты помнишь?
— Нет, я ничего не помню, — ответил Гриот, и, хотя он знал, что он солдат, а солдаты не плачут, слезы сами потекли из глаз его.
Он заметил, что глаза мужчины тоже увлажнились. Командир жалел Гриота. Почему-то Гриоту пришло на ум спросить:
