— Я… — деревянным голосом проговорил Вязников. — У меня… Мне приехать в отделение?
— Не очень удобное место для спокойного разговора, — усмехнулся Антон. — К тому же, я обещал жене быть рано. Так что приглашаю к себе — гарантирую кофе, чай, бутерброды. Есть напитки покрепче.
— Э… Как-то это… Вы меня в гости или на допрос? — голос Вязникова стал чуть более бодрым.
— Допрашивать вас будет моя жена, она обожает новых людей. А мы с вами просто поговорим.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Вязников, — но отказаться, наверное, нельзя?
— Почему нельзя? — удивился Ромашин. — У вас на вечер другие планы? Хотите проведать Марию Константиновну?
Наступившая пауза убедила Антона в том, что он действительно попал в болевую точку. Теперь уж точно Вязников приедет и попытается понять, что известно следователю о его с Машей отношениях.
— Записывайте адрес, — деловито сказал Антон. — Жду вас к двум. Успеете?
— Да, — ответил Вязников.
Репину Ромашин позвонил с дороги, остановившись на красный свет перед поворотом с Каширского шоссе.
— Илюша, — сказал он, — я позвал Вязникова к себе. Ты подъедешь?
— Не рано ли? — помедлив, спросил Репин. — Считаешь, что удастся дожать?
— Думаю, да. Ты можешь приехать к трем часам? Вместе с Олей, естественно. Чтобы все по-домашнему, без нервов.
— Может, не нужно Олю? — засомневался эксперт. — Мало ли…
— Решай сам, — закончил разговор Антон. — Жду в три.
Когда раздался короткий звонок (так звонят люди, не уверенные в том, что их ждут или что им будут хоть сколько-нибудь рады), Антон открыл не сразу — потоптался в прихожей минуты две, ему хотелось понять, велико ли у Вязникова терпение: позвонит ли он еще раз — длиннее и настойчивее — или так и будет ждать, нервно оглядываясь по сторонам?
Вторично Вязников не позвонил, и Антон распахнул дверь, за которой никого не обнаружил. Секунду он стоял в оцепенении, а потом, бросившись к уже закрывшейся двери лифта, крикнул:
— Даниил Сергеевич, куда же вы! Я дома, дома!
Лифт остановился этажом ниже, дверь хлопнула, за поворотом лестницы послышались шаги, и на площадку медленно поднялся гость, с недоумением глядевший на хозяина.
— Я подумал, что вас нет, — сказал Вязников, пожимая протянутую ему руку.
— Приличные люди, — заявил Антон, — пригласив гостя, не уходят по своим делам. Или предупреждают заранее. Проходите, пожалуйста. И оставьте в покое свою обувь, у меня не Эрмитаж. Дома, кстати, у вас есть тапочки для гостей?
— У меня? — Вязников задумался так, будто его попросили проинтегрировать в уме сложную функцию. — Нет… Собственно, у меня гостей практически не бывает, а сам я предпочитаю босиком. То есть, в носках, извините за нескромность.
Почему хождение дома в носках свидетельствует о нескромном поведении, осталось невыясненным — из кухни выглянула Света, картинно обрадовалась, будто увидела старого приятеля, и потребовала, чтобы мужчины немедленно садились за стол.
— Я… э… вообще-то не голоден, — окончательно смутился Вязников и просительно посмотрел на Антона: мол, не на обед вы меня звали на самом-то деле, хотите поговорить, так давайте, ни к чему эти церемонии.
— Светочка, — сказал Антон, — ты накрывай, а мы с Даниилом Сергеевичем уединимся на время в кабинете.
Он сел в потертое кожаное кресло у письменного стола и знаком показал Вязникову на второе такое же кресло, втиснутое в угол между пианино и книжными полками.
Гость опустился в кресло осторожно, будто боялся, что в подлокотниках циркулирует ток высокого напряжения. Оглядевшись по сторонам, Вязников чуть приободрился — богемная обстановка кабинета, контрастировавшая со строгим интерьером гостиной, была для гостя более привычной.
— Не буду ходить вокруг да около, — сказал Антон, глядя Вязникову в глаза. — Вы математик, наверняка любите четкие определения и уважаете строгие доказательства.
Вязников кивнул и одновременно едва заметно пожал плечами.
— Я несколько раз за эти недели бывал в вашем институте, — продолжал Ромашин, — там все хотят знать, как проходит расследование. Сначала все выглядело более чем ясным. Митрохин сгорел, можно сказать, синим пламенем. А у вас — Институт физики горения. Цепочка очевидна, не так ли?
— Ну… — Вязников затруднялся сказать, очевидна ли на самом деле цепочка. — Феноменология события очень сильно отличается от… э…
— Вот именно, — подхватил Антон. — Наши эксперты потратили много времени, чтобы доказать то, что для вас и ваших коллег было изначально понятно: не могла гибель Митрохина быть вызвана никаким веществом, созданным в институте, — никакой горючкой, как говорят ваши коллеги.
— Если бы прямо спросили, вам бы это сказали еще две недели назад, — проговорил Вязников. — Но вы же думали, что кто-то из нас Володю… э…
— Я даже вас подозревал одно время, можете себе представить, — сказал Антон, и Вязников высоко поднял брови: неужели, мол, такая глупость могла прийти вам в голову? — Ведь мотив, по идее, был и у вас, согласитесь. Вы любите Марию Константиновну, и в случае смерти ее мужа… Погодите, Даниил Сергеевич, я ведь не настаиваю на такой версии!
Антон инстинктивно вытянул вперед руки, потому что гость вскочил, будто вытолкнутый пружиной, и, сжав кулаки, пошел на хозяина. Впрочем, Вязников сделал лишь один шаг, а потом его внутренняя энергия иссякла, и он остановился посреди комнаты, перестав вдруг понимать, где находится.
Антон прислушался — показалось ему или Света действительно вскрикнула за стеной?
— Не сердитесь, Даниил Сергеевич, если я задел ваши чувства, — мягко сказал Антон. — Да вы садитесь… И, пожалуйста, не обижайтесь на меня. Вы же математик, должны понимать: я обязан был рассмотреть все варианты, даже безумные и нелепые.
Вязников попятился и повалился в кресло — похоже, его с трудом держали ноги.
— Извините, — пробормотал он. — Никто из нас не… Но дышать стало легче.
— Минутку, — быстро сказал Антон, теперь ему точно было слышно, как Света чем-то гремела на кухне. — Посидите, Даниил Сергеевич, я сейчас вернусь. Похоже, нас зовут обедать.
Он вышел из комнаты и обнаружил жену на пороге кухни. В руке Света держала верхнюю половинку гипсовой скульптуры Дон-Кихота — в прежние времена эта полуметровая статуэтка стояла у отца на столе, а когда отец умер, Антон, никогда не любивший это произведение ширпотреба, переставил рыцаря на кухонный шкаф, где он, с одной стороны, никому не мешал, а с другой, служил напоминанием о том, что когда-то в этой квартире был другой хозяин. Обломки нижней части статуи усыпали кухонный пол, а один, самый крупный, почему-то лежал в большом блюде для салатов.