Иов. Мои пастухи тоже были невинны.
Голос. Реактивный спортивный самолет? Билеты на «Суперкубок»?
Франни (встает, кашляя и потрясая кулаками). Его пастухи были невинны.
Голос. Столик в «Сарди»? Замок в Испании?
Франни (кашляет). Верни этому человеку самоуважение! Отдай этому мальчику его будущее!
Голос (с легкой паранойей). «Где был ты, когда Я полагал основание земли?»
Иов (закатывая глаза). Вот опять.
Франни. У него узкий кругозор.
Франни ковыляет к телевизору «Зенит». Порывшись в мусоре, извлекает банку красной краски и кисть.
Иов. Это мысль!
Такер. Давай!
Голос. «Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева? Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру?»
Медленно и методично Франни закрашивает цифру 4758 на «Зените» и заменяет ее на 4755, затем заменяет цифру 0 на «Сони» на 3. Иов и Такер аплодируют.
Голос (неистово). «Входил ли ты во глубину моря? Видел ли ты врата тени смертной? А иней небесный — кто рождает его?»
Барабан сушилки белья бешено вращается, поднимая страшный вихрь, который начинает разметать кучу дерьма.
Голос (бушуя). Можешь ли ты связать узел Хима и разрешить узы Кесиль [28]? Знаешь ли ты уставы Неба? Можешь ли послать молнии, и пойдут ли они и скажут, вот мы?
Иов. А теперь пора…
Франни. Проклясть Бога…
Иов. И жить.
Свет гаснет. Сцена проходит в темноте, горят лишь светящиеся табло со счетом. Бог: 4755. Сатана: 3.
Иов. Отправляйся в ад, сушилка!
Франни. Ешь червей, сушилка!
Такер. Твоя сестра — уродина, сушилка!
Трое смертных продолжают изрыгать проклятия, их голоса сливаются в какофонию неистовства.
Иов. Отправляйся в ад, сушилка!
Франни. Ешь червей, сушилка!
Такер. Твоя сестра — уродина, сушилка!
Иов. Ад!
Франни. Черви!
Такер. Уродина!
Буря стихает. Загораются огни рампы. Иов и Франни теперь почти голые, их одежды сорвал ветер. Комки разной дряни налипли на них. Сушилка белья неподвижна и пуста.
Такер. Эй, да вы голые!
Иов. «Наг я вышел из чрева матери моей…»
Франни. «Наги возвращусь…»
Такер. Вы мне покажете, как выглядит траханье?
Франни. В данный момент мы хотим просто выбраться отсюда.
Такер. Куда мы пойдем?
Иов. Не знаю. На восток. Мы кое-что поищем.
Такер. Что?
Иов. Бытовую технику получше.
Такер. Что-нибудь еще?
Франни. Номер сорок два: «Центр управления ракетами «Пэтриот».
Иов. Номер семнадцать: «Генерал Колин Пауэлл».
Франни. Я слышала, у компании «Фридиджер» хороший ассортимент.
Иов. А мне говорили, что с товарами «Мэйтаг» никогда не прогадаешь.
Такер достает из рубашки свои обменные карточки. Иов и Франни берутся за руки и вместе катят Такера прочь.
Такер (сверяет карточку с контрольным списком). Как насчет номера пятьдесят один: «Готов к взлету»?
Иов. Найдем.
Такер. А номер шесть: «Министр обороны Дик Чейни»?
Иов. Конечно, Такер.
Такер. Это довольно редкая.
Франни. Как и ты, малыш.
Иов, Франни и Такер исчезают за кулисами. Их голоса плывут над останками кучи дерьма.
Такер. Номер двадцать три: «Заправка в воздухе»?
Иов. Конечно.
Такер. Номер тридцать пять: «Бомбежка Багдада»?
Франни. Естественно.
Такер. Номер пятьдесят восемь: «Горящие нефтяные скважины»?
Такер. Номер шестьдесят пять: «Задание выполнено»?
Франни. Да…
Гаснет свет. Занавес.
Дневник безумного божества
17 октября 1999 года
Проснулся в незнакомом месте. Темное окно в капельках дождя отсвечивало, как испорченное зеркало. Кровать напоминала арену в стиле минимал арт: большая и просевшая; и я представил себе по периметру аудиторию, ожидавшую начала некоего порнографического состязания. Откинув шелковые простыни — и во что все это обойдется? — я, пошатываясь, подошел к окну и посмотрел вниз на галактическую россыпь огней. Манхэттен? Да, вот Центр международной торговли, а вот — Эмпайр-Стейтс-Билдинг. Видно даже мои родные места, Квинс. По крайней мере, я никуда не уехал. Рассвет накатывал на город, как медленный прибой.
— Привет, Джек-домкрат.
Тихий, мурлыкающий голос, словно из гортани, смазанной медом. Я повернулся. На кровати лежала стройная, пухлогубая брюнетка, на ней ничего, лишь простыня.
— Готов снова на сеновал? — спросила она, похлопывая по матрасу. — Теперь я знаю, почему тебя называют Домкратом, дорогой. Смог бы ты поднять «Виннебаго» [29] своим рычагом?
Это, конечно, абсурд. Никакой я не Дон-Жуан, и меня зовут, как это тебе хорошо известно, дражайший дневник, Гюнтер Черный. За последний год мне пытались навязать имена «Джереми Зеленый», «Томас Коричневый» и, что самое невероятное, «Эрнест Красный». Домкрат? А это что-то новенькое.
— Где мы? — поинтересовался я.
— Парк-авеню. «Мэйфер Риджент». Твоя идея, вспомнил?
Встревожившись, женщина скинула с себя простыню.
— Я не собираюсь платить за это.
Ее соски выпятились на меня с укором.
— Парк-авеню?
Не помню, чтобы мы покидали Сохо.
— В самом деле?
Я заморгал, чтобы стряхнуть пелену с глаз. Восточный ковер, хрустальная люстра, телевизор с огромным экраном, бутылка шампанского, по горлышко погруженная в битый лед: у Домкрата есть вкус, надо отдать ему должное. Порывшись в карманах несколько секунд, достал бумажник. Из него — две двадцатки. Разжал пальцы: трепеща, бумажки опустились на матрас, как птички-оригами.
— Закажи какой-нибудь завтрак, — промолвил я, одеваясь. — Не волнуйся, я заплачу за номер.
— Буду надеяться, Домкрат. Я так и не узнал ее имени.
18 октября 1999 года
Еще один кошмар о моей сестре. Бриттани и я в осажденной снежной крепости. Мы задеваем коленями окровавленные трупы. Снежки летят в нас как крупная картечь.
— Надеюсь, скоро лето, — всхлипывает Бриттани.
— Завтра, — отвечаю я.
Ужасный снежный ком перелетает через вал и попадает ей в шею. Невероятной силы удар, снежок пробивает кожу, позвонки, спинной мозг. Отрезанная голова падает в сугроб, пачкая его белизну.
— Завтра будет слишком поздно, — молвит голова.
20 октября 1999 года
После трех чашек кофе и часа комедийного канала я наконец сел за новый роман, предварительно озаглавленный «Антихрист». Иисус возвращается, Второе пришествие, только на самом деле это переодетый Сатана. Он одерживает впечатляющую победу на выборах в президенты Соединенных Штатов и превращает Белый дом в притон изощренного разврата, пыток, убийств и садизма.
