Сейчас челка не помогла: историк вызвал Полину к доске. Опять. Как и на прошлом, и на позапрошлом уроке. Полина вышла и стала отвечать, глядя в пол и на карту: отвечала четко и правильно и, как всегда, рассказывала намного больше того, что было написано в школьном учебнике. А историк смотрел на нее.
Саше не нравился этот взгляд. Именно этот взгляд заставлял ее бояться за Полину.
Глава вторая
ЧЕРЕПАХОВАЯ КОШКА
1
Виктор проснулся часов в шесть утра и долго смотрел в потолок, пытаясь уснуть. Ничего не выходило, и он стал думать о фильме про собственную смерть.
Теперь, ранним утром, когда в квартире было прохладно и тихо, когда стекло не пропускало даже приглушенных звуков — ни стука капель дождя по жестяному подоконнику, ни шороха автомобильных шин, ни человеческих голосов, — мысли стали яснее.
«Какого черта?! — подумал Виктор. — Какая чушь! Верить в то, что ты мертвый, — что может быть глупее? Это наваждение, какая-то болезнь. Конечно, я был болен вчера, иначе разве я мог бы не то что поверить, даже представить?..»
Он лежал, подложив руки под голову, и думал. Первое, что показалось ему подозрительным, — название канала. СЛТ. Оно не было похоже на традиционные названия: ОРТ, РТР, СТС, НТВ, ДТВ. Нигде, нигде не было аморфной, растекающейся буквы «Л». В названии канала «Л» выглядела бредово и глупо.
Потом: сама передача. Не записалось ни начала, ни конца. Не было ни заставки, ни титров. Просто видео. Это тоже казалось подозрительным.
Виктор сел, облокотился о спинку дивана: он не раскладывал его на полную ширину с тех пор, как Рита перестала ночевать в большой комнате. Ему вполне хватало половинки, на которой вместо тюфяка он раскатывал сложенное вдвое зимнее одеяло, а поверх расстилал свежее белье, которое сам стирал и гладил каждую неделю.
Взгляд его уперся в черный матовый экран телевизора, похожий на закопченное стекло, через которое он мальчишкой смотрел на солнце, и Виктор подумал, что стоило бы вчера обратить внимание, монтировалась ли запись, или одна камера снимала весь ролик непрерывно. Ведь, если монтировалась, значит, кто-то мог запросто снять фальшивку. Найти похожего мальчика, одеть его в такую же одежду…
Да! Одежда была главным! Именно по одежде он и узнал себя: коричневые брюки со стрелками, светлая рубашка в дурацкую бежевую полоску — он всегда терпеть не мог эту рубашку…
А как еще ему было себя узнать? Вода сильно искажала черты, и испуганное лицо было похоже на мунковский «Крик», на тысячи других испуганных лиц.
И тогда вполне могло выйти так, что кто-то нашел похожего мальчика, одел его в такую же одежду и снял художественный фильм: смонтировал дубли, где-то подрисовал…
А потом…
Потом.
Потом этот кто-то пробрался в квартиру, когда он и Рита были на работе, а Саша в школе, и покопался в приставке. И тогда неудивительно, что пропали все прочие записи, и тогда…
Тогда все сходилось!
Виктор тут же вспомнил, что еще весной, в день рождения, приносил на работу старый альбом с фотографиями. Светлана из бухгалтерии попросила старые снимки, чтобы отксерить и сделать поздравительную газету, а потом альбом так и завалялся в ящике стола.
И там был, был снимок, сделанный в этот же день, за несколько часов до падения, когда они с ребятами играли в футбол и выиграли, а у Пашки был с собой фотоаппарат, и…
И потом они разошлись по домам, а он пошел на берег реки. И он увидел эту иву, нависающую над водой.
Было красиво и немного жутко: пустырь с пожухшей травой, бетонный забор. За забором — какой-то завод. Высокие каменные башни, странные здания без окон. Железные лестницы, краны… Толстенные, блестящие на солнце трубы: загнутые, из земли уходящие прямо в глухие стены. Спираль колючей проволоки по верху бетонного забора.
И зеленая, плакучая, льнущая к воде ива.
Ветер раскачивал ее ветви, а больше вокруг не шевелилось ничего.
И, конечно, он полез.
И, конечно, выпив, он стал показывать всем и каждому эту фотографию и говорить, что тогда тоже был день его рождения, потому что черт знает, как он вообще выплыл…
А народу было много: их отдел, и кто-то из цехов, и та же бухгалтерия…
Виктор спустил с дивана ноги и потянулся за пультом: он всегда держал пульты от телевизора и приставки на табуретке рядом с диваном, потому что выключал их, уже засыпая, и включал, как только вставал.
Он чувствовал себя лучше. По крайней мере, уверенней. Все стало выглядеть логичным и объяснимым и перестало походить на дурацкий кошмарный сон.
Правда, был на записи еще и голос… Голос, который он помнил, и о котором никому не рассказывал. После которого зеленая, пронизанная солнечными лучами вода сменилась беспросветной темнотой.
Но надо было еще раз все внимательно просмотреть.
Виктор выбрал в меню «Смотреть записи» и прочитал строку «Записей нет».
Никакого «Лучшего видео канала СЛТ».
Рука замерла, и длинный серый пульт со скругленными боками стал похож на рукоятку картонного меча, направленного на призрачного противника.
Приснилось?
Виктор точно подумал бы, что приснилось, если бы СЛТ не было, а все прочие, нормальные, настоящие записи были.
Но записей не было вообще.
Никаких.
Он выключил приставку и телевизор, включил снова — ничего. Перезагрузил — ничего. Вырубил питание, несколько минут подождал, включил — никакого эффекта. «Смотреть записи», — и серый фон. Сверху — желтая шапка меню.
«Ну что ж, — подумал Виктор. — Остается или сходить с ума, или признать, что это был сбой в работе приставки. Просто сбой. Просто она потерла все записанное видео, а вчерашнего якобы ролика не было вовсе. Не было. Вот не было — и все».
Он взглянул на часы: стрелки подбиралась к семи. Пора было собираться на работу.
Свои продукты в холодильнике Виктор нашел с трудом. Сосиски — это Ритино. Йогурты, молочные коктейли, копченое мясо… Все, что не надо или почти не надо готовить, — ее.
Сашина еда выглядела по-другому. Дочь заполняла холодильник овощами и фруктами экзотического вида. Из ее кастрюлек пахло острыми и пряными соусами, полка над столом была уставлена банками со множеством специй. Виктор никогда бы не решился попробовать: все, что готовила дочь, выглядело слишком необычно. Он проверил шкатулку общего фонда, из которого Саша брала деньги, и добавил туда пару тысяч, чувствуя смутную вину перед ней. Виктор попытался было сформулировать для себя это чувство, но не смог, словно что-то мешало ему думать о дочери.
Он вернулся к холодильнику и обнаружил свой кусок «гауды» в целлофановом пакете и упаковку сливочного масла притиснутыми к задней стенке, а рядом — лоток с парой кусков жареного мяса. Виктор всегда думал, что нет ничего лучше простого бутерброда по утрам, а по вечерам — хорошего куска жареной с луком свинины, вареной картошки, огурца и пары веточек зелени.
