На работе я ждал, когда экскаватор наполнит мой грузовик рудой. Хотелось посмотреть, что у меня с ягодицами. Но в программу это не входило. Я должен делать то, что скажут мне люди, а не то, что приспичило мне самому. Машина не должна хотеть ничего лишнего. Я не имею права хотеть.
Но когда я сел за руль, то увидел на своих руках ссадины. Выглядело так, будто я упал и оперся на ладони. Только я не помнил, чтобы так было на самом деле. Но я машина, мне помнить не обязательно. Мне это не нужно. Я должен делать только то, что скажут мне люди. А им не нужно, чтобы я чего-то помнил.
Я взялся за руль. Руки не болели. Мое тело вообще не должно чувствовать боли, ведь я же машина.
Я ехал и думал, что все устроено правильно. Что тут нет ничего подозрительного. Что все обычно. Но почему-то было ощущение, что случилось что-то не то.
Я назвал это: «Что-то». Я весь день думал об этом. Я пытался вспомнить, о чем я думал раньше, но это было очень трудно. Практически невозможно.
Все-таки в этих машинах есть изъян. Если я помню команды, которые мне дают люди, то почему бы мне не помнить того, что было со мной раньше? Как мне делали память, что она так выборочно запоминает? Мне кажется, было бы логично, если бы я запоминал то, что со мной происходит, а не только приказы людей. Потому что сейчас я нахожусь в замешательстве и хуже работаю, чем мог бы. Вместо того чтобы следить за дорогой, я постоянно пялюсь на свои руки и все думаю: «Что с ними произошло?» Почему же люди не могут этого понять, ведь это так просто. Сделали бы машинам из плоти нормальную память, а не выборочную, и всем было бы лучше.
К концу дня я обнаружил еще и синяк на ноге. Правое колено опухло и было больше левого. И когда я бежал с работы домой, я немного прихрамывал. Табличка билась о грудь неравномерно.
Дома я не сразу лег спать, а по возможности осмотрел себя всего. Ягодицы были ободраны так же, как руки. Словно я упал на пятую точку и прокатился на ней, сдирая кожу. Я попытался вспомнить, как это могло произойти, но в голове не было ни одной идеи насчет этого. Я ничего не понимал. Я уже был согласен с тем, что могу не помнить некоторых вещей, но почему я не помню именно это?
Я лег на кровать и долго соображал, о чем я думал обычно, когда ложился спать? Ведь у меня же были какие-то мысли, верно? Если с моим телом все было в порядке, то я должен был думать о чем-то другом. О чем?
Брезжила какая-то неясная идея, что у меня была тема для раздумий, но я ее не помнил.
Тогда я подумал вот о чем. Где было начало моего существования? Не может быть, чтобы я существовал вечно. Мне говорили, что меня сделали для блага людей. Как это произошло? Меня спустили с конвейера? Меня привезли на работу и включили? Когда было это первое включение?
Я пытался найти свое самое раннее воспоминание. Но помнил лишь, что мне нравилось слушать свое дыхание и стук таблички, когда я бегу по Корпусу.
Все так же, как всегда. Я бегу на работу, слушаю свое дыхание и стук таблички. Опять жду, когда экскаватор загрузит мой грузовик рудой. Опять веду машину по кромке скал. Опять толстяк говорит мне не убирать за собой, так как мусора всегда хватает.
Я смотрю на стол толстяка. На нем действительно много мусора. Какие-то объедки, фантики от конфет, тарелки с застарелым жиром. По ним ползают тараканы и довольно похрюкивают. Им здесь раздолье.
Интересно, я похож на таракана? Кто из нас обладает большим сознанием? Кто имеет больше выбора? Я – неживая машина, сделанная для блага людей. Тараканы – живые существа, только очень низкого порядка. Кто из нас все-таки выше?
Я смотрю на тараканов и не понимаю. Они выглядят довольными, когда лазают по объедкам и хрюкают. Они двигаются в разных направлениях. Они ищут то, что им больше нравится: кто-то сидит на фантике от конфеты, кто-то на жирной тарелке, а кто-то бросает одно и перебегает на другое. Они сами делают этот выбор? Кажется, ими никто не управляет. Значит, они все-таки на более высоком уровне, чем я. Я не имею права идти в другое место, а только на работу и с работы, как приказывают мне люди. Тараканы могут кушать, когда им вздумается. А я только тогда, когда меня приведут в столовую и засунут мне шланг в отверстие для приема пищи. Тараканы могут издавать какие-то звуки. Сейчас я слышу довольное похрюкивание. А если за тараканом погнаться, он запищит в страхе. Единственные звуки, которые могу издавать я, – это дыхание и хрипы. И то они получаются заглушенными затычкой. Тараканы даже могут общаться. Они то и дело натыкаются друг на друга. А иногда могут драться из-за какой-нибудь крошки. А я ни с кем не общаюсь. Вокруг меня никого нет. Я могу только слушать приказы людей и выполнять их.
Я чувствовал зависть к тараканам: они были живыми. Кажется, это так хорошо. Глупо, конечно, но хорошо. Только такая дефективная машина, как я, могла захотеть стать живым.
Ладно, если тараканы находятся на более высоком уровне развития, чем я, то на кого тогда я похож?
Я стоял за спиной толстяка и смотрел, как он играет в компьютерную игру. Его человечек бегал по экрану и убивал других людей. А те вели себя не как настоящие люди, а совсем глупо. Я понимал, что они просто слушаются определенной программы.
Наверное, я больше всего похож на этих компьютерных человечков. Обличие у меня похоже на человеческое, но совершенно нет ума и свободы выбора. Я делаю только то, что приказывают мне люди, так же, как толстяк управляет своим человечком.
Только мне казалось, что этот человечек совсем не против такого хода дела. И мне казалось, что он не задается вопросом, кто он. Он не бегает в компьютере и не ломает себе голову, на кого он больше похож: на человека, таракана или машину.
Почему же я все время пытаюсь ответить на этот вопрос? Может, меня что-то не устраивает в ответах? Но как может машину что-то не устраивать?
В который раз я приходил к одному и тому же выводу: я дефективная машина. Что-то во мне работает не так, как надо. Люди не знают об этом, потому что они сами не обращают внимания на машины. Им нет дела до того, о чем я думаю. Им и не должно быть до этого никакого дела.
Мне приснился сон. Это было очень странный, удивительный сон. Я был в каком-то странном месте, там было очень красиво. Все там было цветное: не просто серые стены нашего Корпуса, кажется, там были все цвета, которые только возможно увидеть.
И там было солнце. Я понял, что это солнце, хотя раньше никогда его не видел. Я видел только лампочки в нашем Корпусе. Люди думают, что лампы могут заменить солнце. Это же просто смешно. Лампы дают свет, но не дают красоты.
И рядом со мной находился кто-то, кого я очень люблю. Это было странное ощущение, которое не описать словами. Мне было очень приятно находиться рядом с ним. Мне хотелось остаться.
