— Ох, какая прелесть! — восхитилась Вейс. Лас поддержала. Действительно, прелесть. Тесан с самого детства мечтала стать ювелиром. И вот — стала. И тоже не успели заметить, как. — Спасибо, моя дорогая! Вы останетесь?
— Оста-а-анемся, — пропела Тесан. — Я взяла отпуск. Три дня! А вот ему завтра на работу! — и показала брату язык.
— Я тоже взял отпуск, — пожал плечами внук. — А даже если бы не брал, ничего особенного. Я тут кое-что принёс, — он показал на чемоданчик. — Можно?
Бабушки переглянулись, кивнули. Страсть Эверана — автомобили. А уж такой сложный, как у бабушек… дай ему волю, будет жить с ним в гараже, полировать и настраивать, и никто ему не будет нужен. Ну… кроме бабушек и сестры.
— Что там у тебя? — поинтересовалась Вейс.
— Сюрприз! — Эверан улыбнулся. — Сами увидите. Когда соберётесь на Луну.
Вейс зарычала, не разжимая губ. Конечно, она сердилась не взаправду.
— А я в сад, — Тесан схватила Лас за руку. — Бабушка, покажи мне розы! — Она отпустила руку Лас, отбежала на пару шагов, и почтительно поклонилась. Без усмешки. — Пожалуйста!
— Хорошо, — согласилась Лас. — Идём. Вейс?
— Я приберу тут и подойду, — кивнула та. — Не ждите. Принц, тебе добавки?
Когда это принцы отказывались от добавки?
Лас и Тесан, 20:35
— Прелесть, — в очередной раз восхитилась Тесан. Лас смотрела на неё и в очередной раз видела себя. Казалось, что Тесан говорит её, Лас, голосом. Она и те же цвета в одежде любит, и те же фасоны. Старомодное. Нынче мода на ретро, говорит Тесан, а когда я появилась на выпускном балу в настоящем тефане, это было нечто! Никто глаз отвести не мог! Правда-правда, бабушка! Я же не сделала ничего неправильного? Нет, не сделала. Это действительно был тефан для торжественных случаев…
— Покажи, — попросила Тесан, когда они дошли до сосны. Хотя это не сосна, на самом деле. Непохожая ни на здешние голосеменные (Тесан это слово казалось страх каким смешным), ни на те, что дома. Бабушка Лас когда-то посадила семечко у самого края тропинки, чтобы отметить её — и вымахало дерево-великан. А откуда взялось то семечко, бабушка помалкивает. — Покажи, няня! Пожалуйста!
— Только никаких съёмок, — предупредила Лас. Тесан кивнула, протянула бабушке плоскую коробочку — фотоаппарат в чехле. Лас спрятала его в складки тефана — туда столько всего можно спрятать, кому скажешь — не поверит.
Она нашла свободное пространство между кустами роз. Подальше от тропинки, незачем лишний раз по ней ходить. Жестом велела девушке сесть, сложила ей руки на груди. Уселась сама, спиной к спине. Давно она это не делала, очень давно. И каждый раз казалось — всё, вот сейчас уже не получится.
— Представляй, — велела Лас. — Подробно.
Нужна капля крови. Своей. Уколоть себя — кинжалом, ножом, шпилькой, чем угодно. Кровь должна уйти в землю. И потом…
Лас вздрогнула. Ощутила, что и Тесан тоже вздрогнула. По жилам пробежало тепло, зрение о обоняние обострились. Сейчас… росток проклюнулся из земли. Сколько тысяч раз она видела это, но ощущение чуда никогда не пропадало. Получилось. И сейчас — получилось. Лас захотелось заплакать, и она заплакала. Беззвучно. Научилась за многие годы…
Когда она сумела открыть глаза и поднять голову, перед ней возник крохотный розовый куст. А на нём — семь великолепных небольших цветков, семи цветов радуги.
— Всё, — она поднялась отряхнула колени. Хороша ткань, ничто к ней не пристаёт. Тесан поднялась медленно, не сразу обернулась. Боялась. Но сумела — и ахнула. И бросилась бабушке на шею.
— Спасибо, — шепнула она. — Это тебе, бабушка! Мой подарок!
— И о чём ты думала? — улыбнулась Лас. Тесан заметила следы слёз, но не стала расспрашивать. Умная девочка.
— Сюрприз! — Тесан не сдержалась, показала язык. Лас рассмеялась, вновь посмотрела на кустик. Какой запах…
— Можно я сделаю снимок? — попросила Тесан. — Я только для себя! Честно!
Лас молча вернула ей фотоаппарат. Сейчас накатит слабость. Она всегда накатывает потом, после эйфории. И минут пять всё станет черным-черно, не захочется жить, ничего не захочется. В такие моменты лучше, чтобы не было под рукой ни шпильки, ни тем более кинжала.
Вот сейчас. Вот ещё через минутку. Но слабость и депрессия не пришли. В этот раз — не пришли ни сейчас, ни через пять минут, ни через час.
— Когда будет плохо, — Тесан взяла няню за руку, легонько сжала, — когда не захочется жить, приходи сюда. Обещаешь?
— Обещаю, — Лас ответила не сразу. Тесан засияла. Бабушка Лас редко что-то обещает. Но если уж пообещала… — Стой! Тесан, не надо!
Тесан собиралась пробежать по тропинке. С закрытыми глазами. Так, чтобы заведомо никуда не убежать. Хотя и так понятно, куда ведёт тропинка. Если от сосны в сторону дома — то в пригород Тессегер-Лана. Туда, где их с братом дом. Если от дома в к сосне — то…
То на Сердце Мира. На одну полянку во внутреннем дворце. И появляться там не следует, охрана имеет право стрелять без предупреждения.
— Бабушка, да ничего же не будет! — Тесан немного обиделась. Всё-таки она ещё немного ребёнок, подумала Лас. И хорошо. Я тоже немного ребёнок. Иначе не смогла бы не сойти с ума.
— Вейс идёт, — предупредила Лас и Тесан тут же выпрямилась. С прабабушкой шутки плохи. Рука у неё всё ещё тяжёлая, и отшлёпать может даже сейчас.
— Секретничаете? — Вейс переоделась в праздничное. Так гораздо лучше. — Ох… Лас, это ты? — она заметила кустик. — Великое Море, какая прелесть!
— Мы с няней, — гордо заметила Тесан. — Не бойся, бабушка, он не завянет. Он вообще никогда не завянет! Встаньте рядом с ним, я вас щёлкну!
Бабушки и внуки, полночь
В комнатах Лас нет зеркал. Таких, чтобы из стекла. Только металлические — латунные, специально разыскала в магазинах антиквариата. Лас не терпит стеклянных зеркал и не объясняет, почему.
Внуки убежали в «кинотеатр», так они звали ту комнату — смотреть кино. А бабушки решили побыть вместе. В это время суток Лас всегда сидит у себя. Вейс присоединилась к ней. Лас молча добыла бутылку вина — к большой радости Вейс. Иногда бутылки хватает на сутки, иногда на двое. Пить маленькими глотками, сидеть на балконе и смотреть на море. Никогда не надоедает смотреть на море.
— Скажи, Лас, — Вейс стояла позади, расчёсывала волосы подруге. Вейс это очень нравится. Раньше это была обязанность, а теперь — просто большая радость. Сама она не позволяет себя причёсывать. — Ты ведь думала об этом. Что будет, когда нас найдут?
— Не знаю, — Лас пожала плечами. — Найдут и найдут. — Доктор и Умник долго спорили об этом. Что будет да что будет… Ну будет и будет. Всё равно шила в мешке не утаить. Через сто лет или через двести — найдут, какой ни была бы конспирация. Уйдём дальше, говорил обычно Умник и кивал головой на Странника. А та делала вид, что сердилась и грозилась больно покусать. Она может. Покусать она может как следует.
