— Как и в остальных случаях. Когда сгорел Митрохин, вы ведь тоже в стороне стояли, это все подтверждают.
— Так чего же все-таки вы от меня хотите? — не повышая голоса спросил Вязников. — Чтобы я вспомнил другие подобные случаи, каких действительно много было в моей жизни в последнее время? Аномально много, согласен, сам поражаюсь. Вы говорите — одиннадцать…
— Двенадцать, — поправил Антон. — Или тринадцать, если считать случай с утюгом.
— Я могу вспомнить пять или шесть, но если вы мне перечислите то, что у вас на листке, то, может, вспомню и остальные. Странно все это, согласен. И что? У меня был в детстве приятель, Саша его звали, так он постоянно выигрывал в очко. Кто бы карты ни бросал — у Саши все равно двадцать одно выпадало. На деньги с ним, конечно, не играли. Если человеку везет…
— Погодите, — прервал Антон разговорившегося гостя, — кажется, звонят.
За дверью послышалась сначала трель звонка, потом голоса — Светы и еще чей-то, раздались шаги, и на пороге кабинета появился Илья Репин, из-за плеча которого выглядывала улыбавшаяся Оля. Антон встал и протянул новым гостям обе руки. Поднялся и Вязников, неловко переступая с ноги на ногу. Смотрел он, впрочем, не на пришедших, а на листки бумаги, оставленные Антоном на столе.
— Знакомьтесь, — сказал Антон. — Это Илья Глебович Репин, мой хороший приятель, а в свободное от дружбы время — эксперт-криминалист Главного управления внутренних дел. Ольга Платоновна, его жена. По профессии, кстати, врач-психотерапевт.
— Почему кстати? — спросила Оля. — Кому-нибудь требуется помощь?
— Пока нет, Оленька, — улыбнулся Репин. — Поболтай со Светой, а мы тут посидим немного.
— Есть будете? — спросила Света из кухни.
— Нет, спасибо, — отказался Илья. — Мы уже обедали.
— Вечно у вас тайны, — недовольно сказала Оля и удалилась, прикрыв за собой дверь.
— Присаживайся на стул, — предложил Репину Антон. — Извини, кресла уже заняты.
— Сойдет и стул, — сказал Репин и сел так, чтобы видеть сразу и Антона, и его визави. — Ну что? Сознался Даниил Сергеевич?
— В чем, простите? — вскинулся Вязников. — Объясните мне, ради Бога, что здесь вообще происходит? Я где — в милиции или…
— Или! — вскричал Антон. — Именно или! Вы же прекрасно понимаете, Даниил Сергеевич, что я не могу вызвать вас к себе в кабинет и там зачитать вам этот список.
— А что, — вмешался Илья, — со списком вы уже закончили?
— Пока тебя не было, тут Дон-Кихот свалился, — сообщил Антон. — Хорошо хоть не Светке на голову. Но вдребезги.
— Так он же в глубине стоял, — с недоумением начал Репин и оборвал себя. — А, ну конечно, вы тут разговаривали, Даниил Сергеевич в эмоциональном возбуждении…
— При чем здесь эмоциональное возбуждение? — воскликнул Вязников. Похоже, он действительно начал терять самообладание. — При чем вообще какой-то Дон-Кихот, и дерево на Ломоносовском, и цирк этот, я уж не говорю о молнии с ясного неба?
— А также о неожиданном закипании воды в холодном чайнике, — подхватил Антон, — о столкновении трех автомобилей на управляемом перекрестке в районе Плющихи, о пожаре в студенческом общежитии Гнесинки, об инциденте у крепостной стены Китай-города… Да, и утюг не забудьте!
— Крепостную стену тоже я развалил? — удивился Вязников.
— Вы рядом стояли, — сообщил Антон. — Это подтверждает киоскер, он газетами торгует.
— Какие они все глазастые, эти ваши свидетели, — сказал Вязников. — Столько времени прошло!
— Год и два месяца, — кивнул Антон. — Но ведь стены не каждый день падают, а вы с ним как раз крупно повздорили, он, правда, сейчас уже и не помнит, с чего началось.
— Жулик он, вот с чего началось, — объявил Вязников. — Журнал я у него покупал. Дал сотню, а он мне — рубль двадцать сдачи. И стал утверждать, что не сотню я ему дал, а десятку. Но я-то точно знал, что сотню, эта купюра у меня единственная была в кошельке, остальное — мелочь. Сто рублей — не маленькие деньги, для меня, во всяком случае. Почему я должен был их дарить какому-то проходимцу?
— Не должны были, — согласился Антон. — Правда, когда из стенки камень вдруг вылетел, и вы, и продавец о скандале сразу забыли. Кстати, вернул он вам вашу сотню?
— Нет, — сказал Вязников.
— Как же? Ушли, подарив деньги проходимцу? Или были в таком шоке, что о деньгах вовсе забыли?
— А вы бы на моем месте что почувствовали? — вскинулся Вязников. — Сотни лет стена простояла, и вдруг на ваших глазах вываливается из нее огромный камень!
— Послушайте, — вмешался Репин, переводивший взгляд с Антона на Вязникова и обратно, — вы закончили по эпизодам или нет еще? Даниил Сергеевич признал, что одиннадцать…
— Двенадцать, — вставил Антон. — Нет, теперь уже тринадцать.
— Тринадцать необъясненных явлений произошли либо в его непосредственном присутствии, либо на расстоянии не более трехсот метров?
— Фактически да, признал, — сказал Антон.
— Фактически нет, не признал, — заявил Вязников. — Я пока слышал о пяти эпизодах.
— Хорошо, продолжу чтение списка, — кивнул Антон.
— Не нужно, — быстро сказал Вязников. — Согласен. Мое непосредственное присутствие. Расстояние триста метров. Замечательно. Отлично. Ну! И что? Чего вы от меня хотите, в конце-то концов? Я все это сделал? Молнию с неба? Дерево? Камень из стены? Цирк? Что там еще…
— Самовозгорание Митрохина, — подсказал Антон.
— Вот именно!
— Антон, — сказал Репин, — твой гость слишком нервничает, это может…
— Ах, оставьте, — махнул рукой Вязников. — Я спокоен. Бред какой-то. Не идиот же я, понимаю, что вы хотите на меня навесить.
— Что же? — спросил Репин, с интересом глядя на Вязникова. — Любопытно послушать, как вы сами сформулируете.
— Да, пожалуйста, — Вязников не смотрел на эксперта, взгляд его по-прежнему был прикован к лежавшим на столе листкам. — Есть, понимаете, некий Вязников Даниил Сергеевич. И вот когда этот Вязников сильно, понимаете, нервничает, то в окрестности происходят необъяснимые с точки зрения здравого смысла явления. Я ясно сформулировал?
— Очень даже, — с уважением отозвался Репин. — Именно к этому выводу мы с Антоном и пришли.
— После этого — значит вследствие этого?
— Если речь об одном случае — нет, не значит. Если три — можно задуматься. Если случаев тринадцать…
— Один камешек — это камешек, — вставил Антон. — Два или три — неизвестно что. А тринадцать — это уже куча камней, согласитесь.
— Очень образно, — кивнул Вязников. — Так в чем же я виновен, по вашему мнению? В том, что нервничаю или в том, что в это время вокруг меня якобы происходит что-то странное? Ни то, ни другое не только не подпадает под статью, но и вообще не может быть предметом разговора в милиции!
