— ОК, я помогу, только давай не отклоняться в сторону…
— Так я и не отклоняюсь! Когда исландский «Akureyri Special Military Review» залепил сценарий, как из–за твоей порнографии рапатарские лёгкие суборбитальные бомберы разгромят канадский военный флот под Ванкувером, те мудаки, которые сидят в вашем парламенте, стали голосовать за военно–космический бюджет…
— Все было не так, — перебил Фрэдди, расправляясь с последним куском бутерброда.
— Тогда двигай, а я буду записывать, — сказала Элеа, тыкая что–то на своем мобайле.
— Ладно. Только не вздумай опубликовать запись, и вообще ссылаться на меня.
— Чисто рабочий секретный материал, клянусь мультиоргазмом, — ответила она.
Фрэдди кивнул, сделал глоточек виски и закурил сигарету.
— С чего бы начать… Ну, скажем, с того, что между CSA (Canadian Space Agency) и NORAD (North American Aerospace Defense), еще четверть века назад, пробежала огромная черная кошка. США и Канада создавали NORAD на братских условиях равноправия, но и ежу понятно, кто из двух братьев старший. Почти все программы аэрокосмической обороны сделаны под высокий бюджет. Ну, допустим, мы с тобой решили разрабатывать новый концепт–кар. При этом, у моих будущих покупателей средний доход 10 тысяч баксов в год, а у твоих — миллион в год. Моим нужно что–то дешевое, малолитражное, а твоим — что–то мощное и престижное. Дальше ясно?
— Да, — Жанна кивнула, — Но при чем тут мое порно… В смысле… Ну, понимаешь?
— Это же тривиально! – он взмахнул дымящейся сигаретой, — В парламент вытащили одного генерала ВВС, возили мордой по столу, кричали на него: «Предатель! Мудак! Почему твой сраный NORAD защищает только Штаты?!». Он пытался объяснить, что исландская статья — это фэйк, но ему пригрозили трибуналом, а кто–то из депутатов предложил создать дешевый суборбитальный флот, как у вероятного противника. Ты удивишься, но под рукой уже был проект бюджета, за который тут же проголосовали.
— По ходу, исландцы сгребли хорошие деньги за этот PR–триллер, — вставила Элеа.
— … Вот так родился LoBSTer, — продолжал Фрэдди, — Тот же NORAD, только наш брат там не США, а Папуа. Теперь, мы чувствуем себя старшим космическим братом, хотя, суборбитальный концепт предоставило PASA (Papua Air–Space Agency).
Жанна недоверчиво покрутила головой.
— Слушайте, ребята, это же какая–то фигня! «Вероятный противник», т.е. Рапатара — это часть Меганезии. С другой стороны, Меганезия по программе технического развития, помогла Папуа сделать дешевый суборбитальный аппарат. Теперь мы, по программе с Папуа, занимаемся развитием этих же аппаратов. Круг замыкается?
— А что тебя удивляет? – спросил Фрэдди. — Перед II мировой войной Советы обучали германских танкистов, а «Ford» в США разрабатывал движки и шасси для германских танков. Война, всякие там гитлеры, сталины и рузвельты, это просто PR для бизнеса.
— Значит, ликвидация Аль–Аккана, эмира Сарджа, с помощью этих суборбитальных бомберов, это тоже просто PR для бизнеса, я правильно поняла?
— Ну, разумеется! — подтвердил он, — Ты читала «Canadian Avia–Jets E–Reports»? Нет? Напрасно! Там несколько статей по этому поводу. Общий настрой – оптимистичный. События Афро–Аравийского военного конфликта показывают, что новая стратегия развития канадского военно–космического флота, в целом, перспективна…
— Расстрел эмирского эскорта, как рекламная акция? – перебила Жанна.
Фрэдди пожал плечами и налил всем еще немного виски.
— Жанна, скажи честно: тебе жалко этого субъекта?
— Его мне не жалко. Мне сам подход не нравится.
— Гм… А, по–твоему, мировая война была бы лучше?
— Нет, черт возьми! Но I мировая война началась, как раз, с убийства одного субъекта, которого было не жалко. Эрцгерцог Фердинанд, кажется, так его звали.
— «После» не значит «вследствие», — вмешалась Элеа, — Так по логике. Вот, например, когда убили Кеннеди никакая война не началась. Мировые войны бывают, если оффи хотят поднять давление в государственном бойлере. Так по экоистории. А этот эмир Аккан был просто исламский говнюк. Его по–любому следовало грохнуть.
— Добрая девочка, — констатировал Фрэдди.
— Ты же сам сказал: его не жалко. И Жанна согласилась.
— Но я не соглашалась, что его надо было убить. Кстати, вчера я общалась с девушкой, которая делает репортажи о процесс Штаубе в Гаагском трибунале.
— В каком еще, на фиг, Гаагском трибунале? – удивилась Элеа, — Если ты про тот суд, который сейчас будет на атолле Арораэ, то это вообще про другое.
— Я полагала, что решается вопрос об экстрадиции Штаубе в Гаагу, — заметила Жанна.
Элеа сделала интернациональный жест, ударив левой ладонью по сгибу локтя правой.
— Вот им экстрадиция. Если хочешь знать, суд просто проверяет, держалась ли разведка строго в рамках контракта, и действовало ли правительство в интересах бюджета. Дядя Эрни со вчерашнего утра сидит на Арораэ и пишет суду объяснения, тетя Ралина варит ему кофе, оба их киндера подброшены моей маме, а папа отправил меня сюда.
— Эрнандо Торреса вызвали в суд? – удивленно уточнила Жанна
— Ага, — подтвердила меганезийка, — Там много кого вызвали. Foa, может включим TV? Я что–то беспокоюсь, как тетя Ралина все это воспримет. Если там пойдет криво, то надо будет ей звонить и успокаивать. Знаете, какая она хорошая?
— Нидерландское «CSTV», подойдет? Там репортер Хелги Сонстром, та девушка…
— А ты разбей экран на четыре окна, — перебила Элеа. — Или дай мне пульт, я сама все сделаю. Значит, мы вытащим LantON–line, Xeno–TV–Rokki, CSTV и… Кого еще?
— Mpulu–Tira, — предложила Жанна, — Там Ллаки Латтэ, я хотела глянуть, как она…
— Глянешь на Xeno–TV–Rokki. У них общая международная программа.
— Не хочу показаться жлобом, — сказал Фрэдди, — Но, может быть, CNN?
— Aita pe–a! Четвертым делаем CNN… Вот, готово! А кого слушать, выберем по ходу.
…
На Арораэ была еще глубокая ночь, зато в Гааге уже начиналась вторая половина дня и заинтересованные лица позаботились, чтобы дата начала процесса Штаубе не прошла незамеченной. Вокруг двух модерновых 15–этажных корпусов здания Международного уголовного суда стояло плотное полицейское оцепление. Шлемы с лицевыми щитками. Большие прозрачные щиты, прикрывающие тело. Бронежилеты. Через каждые полста метров – автоцистерны–водометы и машины «скорой помощи». Движение по улицам перекрыто. Светит неяркое, еще зимнее солнышко. Кружат в воздухе мелкие снежинки. Деревья, ограды, столбы фонарей украшены причудливыми сосульками (результатом интенсивной работы водометов при минусовой температуре). Стекла в первых 3 этажах здания выбиты. На белых в светло–серую полосу стенах видны черные и красные пятна (результаты попадания бутылок с краской). Стелется жирный черный дым от горящих ведер с мазутом, вокруг них греются группы пикетчиков (в основном — тинэйджеры, но есть и люди постарше). Кто–то из них переодевается в сухую одежду – видимо, после очередной атаки на водометы. Кто–то лениво швыряет в полицейских бутылки. Одна группа, чуть в стороне от оператора, бросается в атаку. Слышны выстрелы газометов. Гранаты падают перед бегущими людьми, в воздухе расплываются желтые султанчики слезоточивого газа. TV–камера поворачивается и показывает транспаранты. На одних — портреты Штаубе, на других — оскорбительные фразы (Гаагский трибунал называют «исламскими подстилками» и «продажными шкурами»). Группы пикетчиков, похоже, разнородны в политическом смысле. Над одними — свастики, над другими – красные звезды, над третьими — черные анархистские флаги. Кое–где наблюдаются французские, германские и британские вымпелы. Между группами вспыхивают ленивые потасовки.
