— В документах есть его приказ установить на дронах ПВО ослепляющие лазеры такой мощности, что это приводит к необратимой потере зрения. Это прямое нарушение 4–го протокола Международной Конвенции 1980 года о запрещенных видах вооружений…
— Герр Эйнфогел, я повторяю: нам не нужны лекции о современной войне и оружии.
— А что вам нужно? – огрызнулся прокурор.
— Нам от вас ничего не нужно, — ответил ему Ашур, — Это вам что–то нужно от суда. И, если вы хотите добиться каких–то санкций против Штаубе, то вы должны представить доказательства того, что он совершил антигуманные акты или приказал их совершить.
— Я же вам привел его письменный приказ об установке антигуманного оружия…
— Это бред! – перебила его Тин Фан, — Есть маленькая страна, которая не может себе позволить дорогостоящие истребители и ракеты земля–воздух. А противник намерен применить против нее современные бомбардировщики. Как защищаться? Тут нужен самый дешевый способ. Вот вам и дрон с фатально–ослепляющим лазером. Само его наличие уже психологически подавляет пилотов противника, это же очевидно!
Прокурор подумал и решительно кивнул.
— Мне понятен подход суда. Но в материалах есть записи выступлений Штаубе перед военными пилотами и операторами дронов. Он требует уничтожать целые поселки с нелояльными жителями, миссии религиозных и гуманитарных организаций…
— Вы видели фото Ханоя и Хайфона после бомбардировок 1972 года? — перебила она.
— Да, но мы говорим не о войне вообще, а о той войне, в которой участвовал Штаубе.
— Вам обидно, что в этой войне победила не ваша сторона? — спросила Тин Фан, — вы добиваетесь преследования офицера, который нанес поражение вашим союзникам?
— Ваша честь, я не давал повода для таких подозрений!
— В таком случае, объясните, почему вы привязались именно к Штаубе? Вы не нашли других военных преступников, поближе к Гааге? Полковник Крэмо, помогите герру Эйнфогелу, чтобы ему не летать через пол–планеты.
Команданте военной разведки поднялся с места и поправил зеркальные очки.
— Aita pe–a. Могу предложить Амстердам, Брюссель, Страсбург, Женеву и Линц. Все можно объехать за один день на автомобиле. У меня 26 имен с адресами и списком художеств в Центральной Африке и странах Карибского региона. Массовые убийства жителей, изъятие внутренних органов, создание концлагерей, работорговля. Годится?
— Думаю, годится, — ответила она, — У вас есть с собой этот список на бумаге?
— Да, сен судья. Это приложение «D» к моему отчету, который у вас на столе.
— Ага… — сказала Тин Фан, вынимая один том из общей папки, — герр Эйнфогел, я не слышу ответа на свой вопрос. Почему вас вдруг заинтересовал именно Штаубе?
— Э… Мы ищем не ближайших преступников, а наиболее опасных.
— Ознакомьтесь с этим списком, — судья сунула том ему в руки, — Штаубе опаснее их?
— Э… Возможно, мы еще не изучили этот вопрос, но даже если и есть более опасные преступники, это не основание, чтобы оставлять безнаказанными менее опасных.
Появился несколько сконфуженный Штаубе – уже не в военной форме, а в оранжевом килте с зеленым силуэтом флайки (точно таком же, как тот, что был на его жене).
— Прошу прощения, я…
— Поднимали деньги для семьи? – перебил Ашур, — Выношу вам устное замечание. Вот папка, тут дополнительные обвинения против вас. Сядьте в сторонке и ознакомьтесь.
Тин Фан использовала эту короткую паузу, чтобы закурить сигарету, и вновь взялась за международного прокурора.
— Мне интересно, как вы изучаете вопрос о военных преступниках. Наверное, в начале к вам поступают какие–то заявления, затем вы из них выбираете, кем и чем заняться, да?
— Как правило, это так и происходит, ваша честь.
— И от кого же было заявление на Штаубе?
— В данном случае, я, как прокурор, начал расследование по собственной инициативе. В регламенте суда такой вариант предусмотрен.
— Вот как? — сказала Тин Фан, — А откуда такая инициатива?
— Из–за акта агрессии против Сарджа, — пояснил Эйнфогел.
— Мы в самом начале выяснили, что это ваша ошибка, — заметила она, — И тогда вы стали срочно собирать новые обвинения против Штаубе, чтобы добиться его выдачи. Меня интересует: почему вы суетитесь вокруг этого клиента? Вам заплатили за его голову?
— Я не исключаю, что моя точка зрения ошибочна, — примирительным тоном ответил прокурор, — Но я прошу не наказать Штаубе, а передать его компетентному трибуналу. Если он невиновен, то вопрос будет снят. А если виновен – то… Так или иначе, вопрос будет решен объективно. Вы же не можете отрицать, что в этом деле надо разобраться.
— Не могу, — согласилась Тин Фан, — Поэтому я вызываю Ллаки Латтэ для пояснений по поводу компетентности международного трибунала.
Снова появилась Ллаки в серебристых шортах и топике. Теперь она повязала шейный платок цветов национального флага Мпулу: синий, желтый, зеленый, черный. В руке африканка держала тонкий прозрачный пластиковый конверт с какой–то распечаткой.
— Я простая девушка, — сообщила она, — я не училась юридическим штучкам, но я умею читать, да! Я взяла интернет и прочитала там про преступления против человечности. Преследовать человека за то, что у него другая религия — это преступление. И пытать человека – это преступление. Но в трибунале есть судьи от правительства исламских стран, где человека заставляют жить по исламу, а если он не хочет, то его бьют или плетьми, или вешают на площади или забивают насмерть камнями. Пусть прокурор объяснит: что это за трибунал, где такие судьи, которых самих надо судить?
— Вы готовы ответить на вопрос? – спросила Тин Фан у Эйнфогела.
— Видите ли, судей выбирает определенный комитет ООН. Это не в моей компетенции.
— Понятно. Следующий вопрос: можете ли вы гарантировать, что среди судей, которым поручат дело Штаубе в вашем трибунале, не будет ни одного мусульманина?
— Извините, но я повторю: это не в моей компетенции.
— А почему вы не преследуете членов правительства стран, в которых установлены и применяются законы шариата? Это–то в вашей компетенции?
— Э… Видите ли, это привело бы к нежелательным международным последствиям.
— Понятно. Сен Латтэ, у вас еще есть дополнения по этому вопросу?
— Да, Тин Фан. Еще я хочу сказать, что очень многие страны — например, США — уже объявили, что запрещают этому трибуналу преследовать своих граждан. Называется: «иммунитет». А еще, я хотела сказать, что в трибунале лежит дело против Меганезии, только его пока не рассматривают, хотя юристы написали бумагу, и там сказано, что ислам, римский католицизм и пуританство – это нормально, а Великая Хартия – это преступление против человечности. И сен Торрес – преступник. Вот, я распечатала…