— Экстракт лобной железы менеджера низшего звена, - повторил я. - Красивое сравнение…
— Да, - сказала Гера, - прямо по Энлилю Маратовичу. Только давай без наездов на офисный пролетариат, это пошло. Ребята в офисе ничем не хуже нас, просто нам повезло, а им нет.
— Ладно, - сказал я миролюбиво, - пусть будет менеджер среднего звена.
Мы приближались к храму Христа Спасителя. Гера указала на одну из скамеек. Я увидел на ее спинке сделанную желтым распылителем надпись:
Христос - это Яхве для бедных.
В русской культуре последних лет все так смешалось, что невозможно было понять - то ли это хула на Спасителя, то ли, наоборот, хвала ему…
Отчего-то я вспомнил о порванной купюре, которую мне дал Энлиль Маратович, вынул ее из кармана и прочел надписи вокруг пирамиды с глазом:
— "Novus Ordo Seclorum" и "Annuit Caeptis". Как это переводится?
— "Новый мировой порядок", - сказала Гера, - и что-то вроде "наши усилия принимаются с приязнью".
— И какой в этом смысл?
— Просто масонская белиберда. Ты не там ищешь.
— Наверно, - сказал я. - Важен был сам его жест, да? То, что он порвал банкноту? Может, существует какая-то особенная технология уничтожения денег.
Нечто вроде аннигиляции, при которой выделяется заключенная в них энергия.
— Это как, например?
Я задумался.
— Ну допустим, переводят деньги на специальный счет. А потом как-то по-особому уничтожают. Когда деньги исчезают, выделяется жизненная сила, и вампиры ее впитывают…
— Неправдоподобно, - сказала Гера. - Где выделяется жизненная сила?
Счет ведь в банковской компьютерной системе. Невозможно сказать, где именно он находится.
— Может быть, вампиры собираются вокруг ноута, с которого посылают команду куда-нибудь на Каймановы острова. А у этого ноута на USB висит особая вампирская фишка.
Гера засмеялась.
— Чего? - спросил я.
— Представляю себе, как наши во время дефолтов гуляют.
— А это, кстати, ценная мысль, - сказал я. - Может быть, все вообще делают централизовано. Типа опускают доллар на десять процентов и прутся потом полгода.
Гера вдруг остановилась.
— Стоп, - сказала она. - Кажется…
— Что такое?
— Я только что все поняла.
— Что ты поняла?
— Скорей всего, вампиры пьют не человеческую красную жидкость, а особый напиток. Он называется "баблос". Его делают из старых банкнот, подлежащих уничтожению. Поэтому Энлиль бумажку и порвал.
— С чего ты взяла?
— Я вспомнила разговор, который случайно слышала. Один вампир при мне спросил Энлиля, все ли готово, чтобы сосать баблос. А Энлиль ответил, что еще не пришла партия старых денег с Гознака. Тогда я вообще не поняла, о чем они. Только сейчас все встало на места.
— Партия старых денег с Гознака? - переспросил я недоверчиво.
— Подумай сам. Люди постоянно теребят деньги в руках, пересчитывают, прячут, надписывают, хранят. Это для них самый важный материальный объект. В результате банкноты пропитываются их жизненной силой. Чем дольше бумажка находится в обращении, тем сильнее она заряжается. А когда она становится совсем ветхой и буквально пропитывается человеческой энергией, ее изымают из обращения. И вампиры готовят из нее свой дринк.
Я задумался. Звучало это, конечно, странно и не особо аппетитно - но правдоподобнее, чем моя версия про счета на Каймановых островах.
— Интересно, - сказал я. - А кто этот другой вампир, с которым говорил Энлиль Маратович?
— Его зовут Митра.
— Ты знаешь Митру? - удивился я. - Хотя да, конечно… Это ведь он мне твое письмо и передал.
— Он про тебя очень смешно рассказывал, - сообщила Гера. - Говорил, что…
Она ойкнула и прикрыла ладошкой рот, словно сказала лишнее.
— Что он говорил?
— Ничего. Замнем.
— Нет, говори уж, раз начала.
— Я не помню, - ответила Гера. - Ты думаешь мы только про тебя с ним беседуем? У нас других тем хватает.
— А что за темы, если не секрет?
Гера улыбнулась.
— Он мне комплименты делает.
— Какие?
— Не скажу, - ответила Гера. - Не хочу сковывать твое воображение примером. Вдруг ты сам захочешь сделать мне комплимент.
— А тебе нужны комплименты?
— Девушкам всегда нужны комплименты.
— Разве ты девушка? Ты вампирка. Сама ведь в письме написала.
Сказав это, я понял, что совершил ошибку. Но было уже поздно. Гера нахмурилась. Мы перешли дорогу и молча пошли по Волхонке. Через минуту или две она сказала:
— Вспомнила, что Митра говорил. Он рассказывал, что у тебя дома осталась картотека покойного Брамы. Весь сомнительный материал оттуда убрали, завалялась только одна пробирка с препаратом времен второй мировой.
Что-то про нордический секс в зоопарке, так кажется. Он сказал, ты ее досуха вылизал.
— Да врет он все, - возмутился я. - Я… да, попробовал. Ну, может, пару раз. И все. Там еще есть. Было, во всяком случае, если не вытекло… А сам этот Митра, между прочим…
Гера засмеялась.
— А что ты оправдываешься?
— Я не оправдываюсь, - сказал я. - Просто не люблю, когда о людях плохо говорят за спиной.
— А что здесь плохого? Если бы это было плохо, ты бы, наверно, не стал вылизывать эту пробирку досуха, верно?
Я не нашелся, что ответить. Гера подошла к краю тротуара, остановилась и подняла руку.
— Ты чего? - спросил я.
— Все, - сказала она, - пора. Дальше я поеду на машине.
— Я тебя так утомил?
— Нет, что ты. Совсем наоборот. Просто мне пора.
— Может, дойдем до парка Горького?
— В другой раз, - улыбнулась она. - Запиши мой мобильный.
Как только я набрал ее номер на клавиатуре, рядом остановилось желтое такси. Я протянул ей руку. Она взяла меня ладонью за большой палец.
— Ты славный, - сказала она. - И симпатичный. Только не носи больше этот пиджак. И не мажь волосы гелем.
Изогнувшись, она поцеловала меня в щеку, очаровательно боднула головой в шею и сказала:
— Чмоки.
— Чмоки, - повторил я, - рад знакомству.
Когда такси отъехало, я почувствовал на шее что-то влажное, провел по этому месту рукой и увидел на своей ладони чуть-чуть красной жидкости. Не больше, чем бывает, если прихлопнуть комара.
Мне захотелось догнать такси и треснуть изо всех сил кулаком по заднему стеклу. Или даже не кулаком, а ногой. Так, чтобы вылетело стекло. Но машина была уже слишком далеко.
Следующие несколько дней я не видел никого из вампиров. Звонить Гере я не хотел. Я боялся даже того, что позвонит она - после ее укуса я чувствовал себя не просто голым королем, а голым самозванцем, у которого на спине вытатуировано неприличное слово. Особенно стыдно мне было за свои попытки пустить ей пыль в глаза.
