«Господи, — подумал отец Доменико, — всю жизнь я был поклонником Роджера Бэкона, и ни разу мне не приходило в голову, почему он в своей «Перспективе» сосредоточил внимание на радуге. Будет ли у меня еще время прочитать об этом? Хорошо, что мы никогда не пытались сделать Монтейна настоятелем: мы потеряли бы его, как отца Умберто…»
— Кроме того, возможно, оно еще существует, — добавил отец Бушер. — Как уже указал отец Доменико самому Терону Уэру, мы слышали о якобы имевшей место смерти Господа лишь из уст самого ненадежного свидетеля. К тому же это утверждение содержит множество несообразностей. Когда произошла предполагаемая смерть Бога?
Если еще во времена Ницше, почему Его ангелы и вестники света явно ничего об этом не ведали? Неразумно предполагать, будто они сохраняли видимость существования Небес, когда битва была уже проиграна; это противоречило бы самому устройству Небес. Абсолютная и бессрочная монархия должна тут же рухнуть после смерти монарха, и тем не менее мы не наблюдали никаких признаков ее крушения вплоть до кануна последнего Рождества.
— Но ведь тогда мы увидели такие знаки… — заметил отец Ванче.
— Верно, но тут возникает другой вопрос: что стало с Антихристом? Объяснение Барфомета, будто Антихрист оказался ненужным победителям, не выдерживает критики. Он должен был появиться до битвы, и, если бы Бог умер лишь недавно, Он позаботился бы о совершении пророчества, ибо тогда еще существовал.
— От Матфея, глава одиннадцатая, стих четырнадцатый, — изрек Отец Селани, на сей раз достаточно вразумительно. Слова, которые он им напомнил, относились к Иоанну Крестителю: «И если хотите принять, он есть, имя которому должно прийти».
— Да, — сказал отец Доменико, — я допускаю, что Антихрист мог явиться незаметно. Мы представляли себе, что люди будут собираться под его знамена открыто, но искушение могло оказаться более изощренным и, вероятно, более опасным, если бы он проник к нам, скажем, под видом некоего популярного философа, подобно тому позитивисту в Соединенных Штатах. Однако такое предположение, кажется, оставляет еще меньше места для свободы воли, чем Соглашение.
Наступила тишина. Потом слово взял настоятель:
— Таким образом, отсюда следует, что Господь, конечно, жив, а эксперимент Терона Уэра и Третья мировая война не имеют отношения к Армагеддону. Вместо этого нам, быть может, явлено некое Земное Чистилище, благодаря которому мы обретем Благодать или даже Рай Земной. Смеем ли мы так думать?
— Мы не смеем думать иначе, — заявил отец Ванче. — Вопрос только в том, как нам действовать. Хотя в Новом Завете нет прямых указаний на настоящую ситуацию, все же кажется, что учение Церкви к ней вполне применимо.
— Оставим наше традиционное монастырское уединение, — призвал отец Доменико. — Это теперь единственный путь; сойдем с нашей горы в мир, от которого мы удалились, когда Шарлемань был лишь мелким князьком, и будем трудиться и свидетельствовать. И если даже мы окажемся без помощи Христа, все равно будем делать это во имя Его. Теперь у нас нет ничего кроме надежды.
— По правде говоря, — задумчиво проговорил отец Бушер, — перемена не так уж велика. По-моему, ничего другого мы никогда и не имели.
И если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много… При готовься не искать.
Книга Иова, 878
Оставшись наконец в одиночестве, Терон Уэр подумал, что, в конце концов, неплохо было бы немного поколдовать. Возможная трудность состояла в том, что любая магия без исключения требовала контроля над демонами, как он сам объяснил Бэйнсу во время первого визита. И все же возможность поэкспериментировать привлекала Уэра, потому что он хотел получить информацию, в частности о том, способен ли он еще к такому контролю…
Кроме того, его очень интересовало, остались ли еще какие-нибудь демоны в Аду. Если да, то отсюда можно будет заключить — хотя и не с полной уверенностью, — что лишь сорок восемь из них сейчас терроризируют мир. Тогда не удастся воспользоваться Зеркалом Соломона, ибо дух Зеркала — ангел Анаэл. Скорее всего, он не отзовется, поскольку Уэр не принадлежал к числу белых магов и воздерживался от общения с какими-либо ангелами с тех пор, как обратился к практике черного Искусства; к тому же три белых голубка будут совершенно неуместны среди такого развала.
Кого же тогда? Среди демонов-князей, которых он решил не вызывать при выполнении заказа Бэйнса, были такие, которых он отверг из-за их низкой способности к разрушению — теперь они могли бы пригодиться, если окажется, что контроль над остальными утрачен; даже в Аду существовали различные степени зла, так же как и различные степени наказания. Один из тех демонов — Феникс, поэт и учитель, с которым Уэр не раз имел дело в прошлом и которому принадлежал питомец Уэра Ахтой. Но когда начался шум, кот, конечно, исчез, и его исчезновение разозлило демона. Хотя в книгах некоторые демоны иногда характеризуются как «мягкие», «добродушные по натуре», — это весьма относительные термины, не имеющие привычного для людей значения; все демоны одержимы ненавистью, и не стоит их раздражать даже в мелочах.
К тому же Уэр понимал, что в таких условиях серьезная магия едва ли вообще возможна: большинство из его инструментов оказались погребены, а остальные столь осквернены, что он не мог бы их очистить в ближайшее время. Несомненно, следовало заглянуть в книгу. Уэр подошел к кафедре, на которой она лежала, смахнул с нее пыль и черепки рукавом, отстегнул застежки и начал беспокойно перелистывать страницы. Здесь, на листах, подписанных его собственной кровью, заключалась половина его жизни, другая половина осталась внизу, под тоннами окаменевшей грязи.
Он почти сразу же нашел нужное имя: Вассаго, могущественный князь, принадлежавший к чину Сил. В «Лемегетоне» Рабби Соломон писал, что Вассаго «открывает дела прошлые, настоящие и будущие, а также отыскивает скрытое или утерянное». Именно то, что нужно. К его имени также часто взывали во время ритуалов кристалломантии, которая не требовала длительных приготовлений мага, начертания предохранительных диаграмм и специальных приборов, кроме хрустального шара; и даже последний он мог заменить лужицей освященной воды, пятьдесят литров которой, к счастью, еще сохранились в неповрежденном металлическом баке, встроенном в стену за рабочим столом Уэра.
Кроме того, лишь Вассаго соответствовали в книге Уэра два столь различавшихся знака, что, не увидав их обоих рядом, трудно было предположить их принадлежность к одному существу. Однако топологически они обнаруживали тесное родство. Уэр долго и пристально рассматривал печати; когда-то он знал их значения, но теперь, кажется, забыл.
