— Ннназовите себя! — как-то неуверенно, но агрессивно заговорил Карнелюк.
— Доверенное лицо министерства обороны СССР Нортонов, переговоры буду вести я – ответил Рошалев.
— Врач-терапевт высшей категории Савушка Григорий Михайлович – ответил специалист по антитеррористической деятельности Ингушев.
— Инженер-проектировщик третьей и пятой базы Макаров – ответил матерый боец Кабанцов – и все трое поднесли к камере оперативно подготовленные липовые «корочки».
— Ззззачем врач и инженер? — занервничал Карнелюк.
— Переговоры могут затянуться, вы же сами понимаете, что для поиска замены Давыдова может потребоваться время, к тому же рабочим пятой базы, да и вам самим, может потребоваться медицинская помощь – мы не заинтересованы в жертвах, особенно в вашей смерти – Рошалев взглянул на пульсометр на руке Карнелюка.
— А иииинженер?
— Инженер нужен на случай непредвиденных поломкок в системе жизнеобеспечения станции, и в случае успешного завершения переговоров поможет вам разминировать заряд.
— Ддддо разминирования требую ггггарантий жизни и неппппреследования и невозвращения Давыдова на пост!! — истерично вскрикнул Карнелюк, еще сильнее начав заикаться.
«Инженер» и «врач» театрально посмотрели на «доверенное лицо», последний кивнул головой – При личной встрече подпишем соответствующий документ.
— Хххорошо, садитесь.
Глава 3. «Максимальная дипломатия»
Шатл плавно зашел в буферную камеру, давление выровнялось, она наполнилась газовой смесью очень похожей на Земной воздух. Трое вышли из «777» и направились к герметичным воротам в сам купол. Ворота открылись, впереди себя они увидели Карнелюка с автоматом АК-212 с подствольным гранатометом. Карнелюк был в «бронике», на поясе висел нож, в глубоких грудных карманах бронежилета – два изогнутых рожка к автомату. Они, как рога Сатаны, тыкали его почти в горло, образуя незавершенный овал.
В метре перед ним сидело 5 человек, ученые, должно быть, — больше тут никого нет. Сидели на коленях, со связанными сзади руками, понуро глядя в красную пыль под ногами.
— Пппподходите очень медленно! — прокричал Карнелюк.
— Трое медленно и спокойно пошли ему на встречу. Шли, казалось, вечность – 100 метров еле передвигая ноги в такой ситуации – это очень долго и мучительно.
Остановились перед заложниками метрах в полутора. Кабанцов встал прямо напротив террориста. Карнелюк вскинул автомат и направил его в затылок второму слева заложнику: «Я дддля подстраховки, вы не против?» – криво ухмыльнулся он.
— Как вам будет удобно, — сухо и безучастно ответил Рошалев.
— Тттак что, будет отставка Давыдова?
— У нас нет другого выбора.
— Отттлично. Давайте бумагу.
— Какую бумагу?
— Какую-нибудь, я не знаю!! — вскипел Карнелюк – что бы там было про гарантию отставки Давыдова и мои собственные!
— Конечно. Вы сами можете составить текст, я буду записывать, — Рошалев вынул смартбук – некое подобие ноутбука, только гораздо меньше, вместо клавиатуры был портативный принтер, текст вносился голосом, — я готов.
— Сам пиши, я послушаю.
— Как скажете. Запустить «Морфо»! — открылось пустое поле текстового редактора – «Я, Нортонов Дмитрий Михайлович, являясь доверенным лицом компартии СССР и министерства обороны СССР, обязуюсь в трехдневный срок снять с поста министра обороны Давыдова Николая Дмитриевича, сразу же по нахождению на этот пост новой кандидатуры (но не позднее трех дней), а так же обеспечить политическое непреследование Карнелюку Дмитрию Александровичу и свободный вылет на шатле на любую территорию за пределами Советского Союза.» – Вас устраивает текст? — обратился он к Карнелюку.
— Дда.
— Подпись. Дата. Печать в двух экземплярах – скомандовал психолог технике.
Мгновенно и тихо появились два идентичных листка с голограммой и электронной подписью министерства обороны СССР – официальный документ с непререкаемым уровнем защиты.
Рошалев сделал шаг и протянул оба листка Карнелюку: «Распишитесь внизу на обоих».
— А печать?
— Печати уже несколько десятков лет как заменены спец. голографией и цифровой подписью.
Глаза Карнелюка налились кровью: «Так, значит, обмануть решили!?» – он передернул затвор и начал поднимать ствол к одной из голов заложников….
Примерно через полторы секунды из красной поднявшейся пыли, начал подниматься Сергей Кабанцов. Он уже находился за спинами бывших заложников, спиной к своим коллегам. Он встал в полный рост и развернулся к ним, руки у него были в крови, Карнелюк был мертв. Рошалев и Ингушев стояли в оцепенении, ожидая неминуемого взрыва в 500 метрах от себя, где под куполом была заложена взрывчатка. Взрыва не было. Они таращились на Кабанцова, Кабанцов тупо таращился на них. Вдруг Ингушев опустил глаза и посмотрел на пульсометр на кисти Кабанцова. У мертвого и вспоротого, как рыба, Карнелюка, не было кисти правой руки, на которой крепилось это устройство. Кабанцов по-прежнему придурковато улыбался.
— Ты…это…что это было, 3&%ть такое было?! — придя в себя заорал Ингушев, поняв, что Кабанцов вопреки инструкции убил Карнелюка. — Да хрен с ним, «что такое»… КАК?!
— Ну я это… — продолжая дебильно улыбаться заговорил Сергей, — смотрю, он ствол к его голове поднимает (он кивнул на плачущего человека, которому только что спас жизнь), сразу включился «автомат» – подумать не успел…Выхватил из-за спины «открывашку» («открывашкой» называли нож циркулярный алмазный НЦА-17, который работал по принципу циркулярной пилы, только заместо металлический зубьев по лезвию бегали невидимые невооруженному глазу «акульи зубы» – алмазные шипы этого ножа. Этот нож без труда перерезал за доли секунды стальную трубу, а через кости он проходил просто под собственным весом, как через масло), прыгнул на этого ублюдка и тут же, падая на него, вспорол. Пока летел, вспомнил про пульсометр, и еще до того, как он выпотрошенный коснулся земли, я уже защелкивал его на своем запястье, сняв с отхваченной кисти. Вроде, в полторы секунды уложился? — и расплылся в такой идиотской улыбке, что глупее выглядеть уже было невозможно.
— Серега…твою же мать…Серега, блин!!! — продолжал марафон несвязных слов Ингушев.
— Сережа, с такими, как ты, СССР будет существовать всегда, — почти неслышно проговорил Рошалев.
- Сережа, с такими, как ты, СССР будет существовать всегда, — почти неслышно проговорил Рошалев.
