Андрей заметил резкое изменение темы, но у него сейчас даже не было желание узнавать причину. Он повернул голову и смотрел в окно, совершенно забыв о том, что это, на самом деле, не естественный вид из окна, а всего лишь умелая, доведённая до совершенства, имитация.
Вдруг Андрей получил сильный удар в плечо. Он резко повернул голову и успел заметить удаляющуюся руку Валентины, которая, без сомнения, и нанесла этот удар. Но сестра не обернулась для объяснения своих действий, а продолжала смотреть в сторону Простакова. Андрей тоже посмотрел туда и….
– О… – непроизвольно вырвалось у него.
Простаков стоял перед ними весь зелёный, с головы до пят. Зелёным было всё: и кожа на теле, и одежда.
– Довольно популярны у нас теперь голографические дискотеки – говорил он как ни в чём ни бывало – Зрелище очень прикольное. Во-первых – ты находишься дома и в то же время всё и всех видишь там. В движении ты можешь проходить сквозь людей и предметы, так же как и они сквозь тебя.
Вдруг он замолчал и остановил свой зелёный взгляд на Андрее и Валентине.
– Что такое? – спросил он, хитро улыбаясь зелёной улыбкой – Вы заметили что-то подозрительное? Здесь что-то не так?
– Профессор, вы… позеленели… – сиплым голосом выдавил из себя Андрей.
– Да? Неужели? – игриво произнёс тот – Вы тоже так считаете? – обратился он к Василию.
Василий вжался в спинку кресла и от этого очки на его лице перекосились. Он зашевелил отвисшей челюстью, из открытого рта послышалось что-то неразборчивое – «Ки… ки… ки…».
– Что вы говорите? – наклонился к нему Простаков.
– Кикимора… – наконец выдавил из себя Василий.
– Даже так… – удивился профессор, после чего довольная улыбка озарила его зелёное лицо – Я рад, что вы все видите меня зелёным. Сейчас я объясню причину. Дело в том, что там, за дверью, сидят «барбосы». Кстати, когда-то я тоже работал в этой организации, то есть был «барбосом». Так вот, они теперь за нами, конечно же, наблюдают. И в этом, согласитесь, нет ничего противозаконного, а для вас – унизительного и оскорбительного. Но дело в том, что я не хочу, что бы сейчас они меня видели и слышали. Я хочу с вами пообщаться с глазу на глаз. Естественно, на законном основании, они на это согласия не дадут. Поэтому я изобрёл одну хитрость и вкратце попробую вам о ней рассказать. В определённых частотах я себя продублировал и в дубляже включил свою запись, специально для этого приготовленную. Из данного сигнала я извлёк зелёный спектр и нахожусь теперь в нём. Здесь я зеленый, но реальный и естественный, а там – голографический. В наше время людей контролируют машины. Всё контролируют – работу, отдых, здоровье, поведение. Человек не может обмануть машину. Машину может обмануть только машина. Кстати, вот этот факт имеет отношения к интересующему вас строю: капитализму и социализму. По сути, это ведь две разные системы, два разных направления. И хотя они и противостоят друг другу, но они не подавляют друг друга, а лишь уравновешивают. Здесь можно сказать так – социалистический строй контролируется капиталистическим, капиталистический – социалистическим.
Социализм – строй справедливый, но лишённый полёта своею практичностью. Новые идеи там рождаются тяжело, риска он не любит, но и по этой же причине у него меньше потерь и ошибок. Капитализмом же движет стремление наживы. И вот эта сила, в общем-то, и движет прогресс. А прогресс, это всё новое: новые технологии, новые отношение, новые связи.
– Простите, вы хотите сказать, что при социализме нет прогресса? – спросил Андрей.
– При социализме прогресс отсутствует даже теоритически – спокойно ответил Простаков, глядя на его своим зелёным взглядом – Если все работают одинаково, если достаток во всех равный, если общество однослойное, то зачем куда-то двигаться, рисковать? Вы достигли желаемого, все вокруг одинаково сыты, здоровы и ухожены, и на этом всё заканчивается. Зачем искать что-то лучшее? Ведь все одинаково равны. Если что и требуется, так это подтянуть, до общего уровня, отстающих. При капитализме, стремление быть богаче, догнать и обогнать тех, кто впереди, создаёт конкуренцию, которая, естественным образом, отбирает всё самое лучшее и передовое. Но этот процесс также необходимо контролировать. Слишком большое расслоение в обществе имеет негативные последствия. Разрыв должен укладываться в рамки способностей среднестатистического индивидуума. У нас, к примеру, каждое новое поколение стартует в равных условиях. Эстафеты капитала здесь не существует.
Вдруг Валентина неожиданно задала Простакову вопрос – «Так что вы считаете лучше – социализм или капитализм?».
То ли от этого вопроса, то ли от задумчивости Андрей опустил голову и закрыл ладонью глаза.
Простаков какое-то время молча смотрел на девушку.
– Как можно ответить на ваш вопрос? – спокойно начал он – Вот представьте, что вы идёте по канату. Какой баланс лучше левый или правый? Необходимо что бы они были одинаковыми, иначе вы просто не удержите равновесие. Никто не говорит, что коммунизм или социализм по своей сущности это плохо или не имеет право на существование. Теоретически это верный, справедливый и гуманный строй. Но он не может существовать в чистом виде без примеси противоположного. Точно так же и капитализм. Этот строй ищущий, мечущийся, бушующий и в тоже время безжалостный и холодный. Он рвется вперёд и ему совершенно безразличны те, кто остался позади. А следом идёт социализм и подбирает тех, кто отстал, сорвался, не выдержал. Он их, в общем-то, восстанавливает и снова даёт возможность "лететь". Я вам скажу ещё вот что – ваше общество, в ваше время, ещё попросту не созрело для социализма. У вас ещё не было такого технического уровня развития, который необходим для формирования сознательности в обществе и для поддержания этой сознательности. Без высокого технического уровня общество, в котором существуют два противоположных строя, будут раздирать конфликты.
Говоря это, Простаков всё время смотрел на Валентину, а она, как бы в знак согласия, слегка, кивала головой.
– Скажите, а какие у вас ещё государства с таким устройством? – спросил Василий.
– А у нас одно государство – ответил Простаков – Всемирная Федерация Объединённым Стран и Государств. Столица – Дубай. Президент – Роберт Илст. Предыдущего, кстати, звали Владимир Дубровин. И ещё, я думаю, вам будет интересно – президенты у нас не выбираются, а назначаются. Правда, их роль, в основном, коардинирующая а не командная. Решение принимает общественный совет.
Вся структура власти полностью прозрачна, как впрочем, и жизнь общества в целом. Но если в самом низу этого общества, ещё где-то, что-то, как-то можно скрыть, то во властных структурах, такое сделать практически невозможно. Конечно, у нас имеется сектор секретности, потому как неправеренные факты, во избежание негативного воздействия на общество, нельзя предавать публичной огласке. Это оговорено статьёй конституции и совершенно не влияет на жизнь общества.
