– И почему эту тягомотину называют натуральной философией? – поддакнул Роберт. – Взяли бы да признали, что это очередной урок теологии.
Оба недавно купили «Справочник по номинации для мальчиков», где вычитали, что номинаторы уже давно не употребляют термины вроде «божественное имя». Современные мыслители утверждали, что кроме физической вселенной имеется еще и лексическая, а слияние объекта с совместимым именем приводит к реализации скрытого потенциала обоих. Для данного объекта нет единственного «истинного имени»: в зависимости от своей точной формы тело может быть совместимо с несколькими эонимами [Эон (греч. – век, эпоха) – отрезок времени, в течение которого образовалась эонотека, т.е. наиболее крупное подразделение стратиграфической школы, включающее несколько эр.], и наоборот – простое имя может выдержать даже значительные изменения формы тела, что продемонстрировали детские эксперименты Роберта с глиняной куклой.
Добравшись до дома Лайонелла, они пообещали кухарке, что вскоре придут обедать, и направились в сад за домом. Лайонелл превратил сарайчик, где садовник хранил инструменты, в личную лабораторию. Обычно Роберт приходил сюда регулярно, но недавно Лайонелл начал эксперимент, который держал в секрете, и лишь сейчас решил, что готов продемонстрировать результат. Лайонелл вошел первым, попросив Роберта подождать снаружи, и вскоре впустил его в сарайчик.
Вдоль всех стен тянулись длинные полки, уставленные флакончиками, закупоренными бутылями из зеленого стекла и различными образцами камней и минералов. Почти все свободное пространство в центре занимал стол, испещренный пятнами и следами ожогов; сейчас на нем стоял аппарат для последнего эксперимента Лайонелла – закрепленная в штативе реторта, наполовину погруженная в таз с водой. Таз, в свою очередь, стоял на треноге и подогревался снизу масляной лампой. Температура воды в тазу измерялась ртутным термометром.
– Взгляни, – предложил Лайонелл.
Роберт наклонился, разглядывая содержимое реторты. На первый взгляд, казалось, что внутри нет ничего, кроме пены, словно перелитой в реторту из кружки с пивом. Однако, приглядевшись, Роберт понял: то, что он принял за пузырьки пены, на самом деле представляет собой ячейки поблескивающей сетки. Пена состояла из гомункулусов – крошечных зародышей, которые содержатся в сперме. Каждое тельце было прозрачным, но вместе их круглые головки и ниточки-конечности образовывали бледную и плотную пену.
– Ты что, брызнул туда и подогревал в тазике? – спросил он. Лайонелл обиделся и дал ему тычка под ребра. Роберт засмеялся и примиряюще поднял руки. – Нет, если честно, то это – чудо! Как ты сумел проделать такое?
– Тут все дело в балансировке, – пояснил польщенный Лайонелл. – Конечно, нужно поддерживать правильную температуру, но если хочешь, чтобы они росли, необходимо подливать правильную смесь питательных веществ. Если смесь будет слишком разбавленной, они начнут голодать. А если слишком густой, станут чересчур шустрыми и начнут драться.
– Врешь!
– Нет, честно. Книжки почитай, если не веришь. Именно драки между сперматозоидами – причина рождения уродов. Если до яйца добирается искалеченный зародыш, то ребенок рождается калекой.
– А я думал, уроды рождаются, если мать была чем-то напугана во время беременности.
Роберт с превеликим трудом различал мельчайшие шевеления отдельных зародышей. Он только сейчас разглядел, что в результате их коллективного движения пена очень медленно перемешивается.
– Это причина лишь некоторых видов уродств. Например, когда ребенок рождается весь волосатый или покрытый пятнами. А вот если у младенца нет руки или ноги, или они покалечены, то это как раз и означает, что зародыши дрались. Вот почему питательный бульон нельзя делать слишком густым, особенно если им некуда деваться из сосуда – они становятся слишком буйными.
– И долго ты еще сможешь поддерживать их рост?
– Наверное, уже не очень долго. Трудно держать их живыми, если они не добрались до яйца. Я читал, что во Франции одного зародыша ухитрились вырастить до размера кулака, но у них, понятно, было другое оборудование. А я только хотел проверить, получится ли у меня хоть что-нибудь.
Роберт смотрел на пену и вспоминал доктрину преформации [Учение о наличии в половых клетках материальных структур, определяющих будущий организм. Автором толкуется иначе, чем принято в нашей альтернативной вселенной.], которую мастер Тревельян заставил их выучить наизусть: все живые существа были созданы давным-давно и одновременно, а те, что рождаются сейчас, есть лишь увеличение доселе невидимого. Хотя все рожденные кажутся новыми существами, их гомункулусам на самом деле множество лет, ибо на протяжении всей человеческой истории они переходили от одного поколения предков к другому, дожидаясь своей очереди родиться.
Фактически, ждали не только они – Роберт и сам, наверное, ждал до своего рождения. Если бы подобный эксперимент провел его отец, то крошечные фигурки, увиденные Робертом в реторте, оказались бы его нерожденными братьями и сестрами. Он знал, что зародыши неразумны, пока не доберутся до яйца, но задумался: о чем бы они грезили, если бы обладали разумом? Он представил ощущение собственного тела, все кости и органы у которого мягкие и прозрачные, как желатин, и как оно хватается за мириады своих двойников. Каково было бы ему смотреть сквозь прозрачные ресницы и понимать, что та далекая гора – это человек, да еще сознавать, что он – твой брат? Да еще знать при этом, что и он сможет стать таким же громадным, как этот колосс, если только доберется до яйца?.. Так и что ж в том удивительного, что они дерутся!
***
Изучение принципов номинации Роберт Стрэттон продолжил в Кембридже, в Тринити-колледже. Там он изучал каббалистические тексты, написанные столетия назад, когда номинаторов еще называли баалей шем, а автоматы – големами. Тексты, заложившие фундамент науки об именах: «Сефер йезира», «Содей разайя» Елеазара Уормского и «Хайей ха-олам ха-ба» Абулафия. Затем он штудировал алхимические трактаты, придавшие методам манипуляций с алфавитом более широкий философский и математический контекст: «Ars magna» Луллия, «De occulta Philosophia» Агриппы, «Monas Hieroglyphica» Джона Ди.
Он узнал, что каждое имя есть комбинация нескольких эпитетов, причем каждый из них обозначает специфическую особенность или способность. Эпитеты создаются путем сочетания всех слов, описывающих желаемую особенность – однокоренных и этимонов [Первоначальная форма слова, его исходный вид] – из живых и уже мертвых языков. Выборочно замещая и перемещая буквы, можно выделить из этих слов их общую сущность, которая и будет определять эту особенность. В некоторых случаях эпитеты можно использовать как базы для триангуляции [Метод определения положения геодезических пунктов с помощью систем смежно расположенных треугольников. В повести автор использует термины мл естественных наук для объяснения лингвистических процессов в своем параллельном мире.], позволяющей создавать производные эпитеты для особенностей, не описанных в любом из языков. Весь процесс опирается на интуицию не меньше, чем на формулы; а умение подбирать наилучшие перемещения букв есть талант, которому научить невозможно.
