Перед самым рассветом он наткнулся на ручей с каменистым дном и услышал шум близкого водопада. Пройдя вверх по течению, Уэр обнаружил небольшую плотину из бревен. Он быстро разделся и вымылся под ней, повторяя шепотом все три молитвы, которые, согласно «Trimorium Verum», полагалось произносить во время очистительного обряда перед трехдневным постом; вода была не теплой и не освященной, но, несомненно, чистой, и потому тоже годилась.
Омовение в ледяной воде оказалось даже не столь тяжелым испытанием, как последующее обсыхание на воздухе, но он стоически перенес и то, и другое, сознавая, как важно избавиться от всех остатков мази, а также и то, что надевать одежду также может быть опасно. Пока он стоял, стуча зубами, из-за деревьев на востоке стали появляться первые слабые проблески света.
Тем временем с противоположной стороны, ниже по течению ручья, начали выступать из темноты большие серые прямоугольники, и вскоре Уэр увидел окруженные лесом здания крупной фермы. И, словно возвещая конец ночи колдовства, вдали пропел петух.
Однако, когда стало еще светлее, Уэр понял, что здесь его не ждет помощь. Под коньком крыши ближайшего большого амбара он заметил диаграмму в виде стилизованного цветка с глазом в центре.
Как потрудился выяснить Джек Гинзберг задолго до встречи с магом, Уэр родился и вырос в Штатах и до сих пор сохранил гражданство. И, как явствовало из его имени, он происходил из семьи методистов, но тем не менее ведьмин знак узнал сразу. И тут же у него возникла идея.
Он не был ведьмаком и всего десять секунд назад не имел намерения налагать заклятье на эту процветающую с виду ферму. Но ему не хотелось упускать возможность получить новые сведения.
Достав из кармана рубашки свой рубин и повернув его печатью и знаками наружу, Уэр тихим голосом произнес:
— Томатос, Бенессер, Флеантер.
При благоприятных обстоятельствах после таких слов из «Графа Гибали» мага окружали тридцать три различных существа, но поскольку обстоятельства не были благоприятными, Уэр не удивился, когда ничего не произошло. Прежде всего, конечно, из-за несовершенного очищения; к тому же он использовал совсем не тот талисман — инфернальные духи, связанные с этим ритуалом, являлись не демонами, а саламандрами, или огненными элементами. Там не менее Уэр добавил:
— Литан, Изер, Оснас.
Поднялся ветер и со всех сторон послышался шум, который казался шелестом листьев, но мог быть и звуком многих голосов, повторявших: «Нантер, Нантер, Нантер, Нантер…», — и затем, указывая на амбар: — Уузур, Итар.
В результате должно было последовать строго локализованное, но весьма разрушительное землетрясение, однако ничего подобного не произошло, хотя Уэр не сомневался в том, что огненные духи ему ответили. Очевидно, заклинание не действовало из-за ведьминого глаза — еще одно подтверждение тому, что силы зла каким-то образом ограничены. Хорошая новость, но в то же время Уэр испытывал и разочарование: если бы ему удалось землетрясение, он мог бы с помощью слов «Сутрам, Убарсинес» заставить духов перенести его в любое место. На всякий случай он произнес эти слова, но безрезультатно.
Ни в «Графе де Габали», ни в более позднем «Черном Петухе» не упоминалось о возможности отмены в таком ритуале, тем не менее, Уэр, чтобы окончательно убедиться, добавил: «Рабиам». В случае удачи он снова оказался бы дома и мог бы, по крайней мере, начать все сначала с новой порцией мази и новым помелом; но ничего не вышло. Оставалось только одно: пойти на ферму и попытаться уговорить фермера, чтобы тот дал ему еды и отвез на ближайшую железнодорожную станцию. К сожалению, Уэр не мог сказать этому человеку, будто только что спас его от демонических сил, поскольку эймы не верили в существование такой вещи, как белая магия, и, в конце концов, они тут не ошибались, какие бы иллюзии на сей счет ни питали отец Доменико и его друзья.
Уэр сразу определил, в каком из домов жил фермер. Постройка выглядела такой же добротной и чистой, как и все остальные, но Уэра удивила странная тишина: в такое время на фермах все уже встают и принимаются за домашние дела. Он подошел ближе, опасаясь собак, но тишину по-прежнему ничего не нарушало.
Осторожность оказалась излишней. То, что он увидел внутри, более всего напоминало последнюю сцену «Белого дьявола» Уэбстера. С холодным любопытством Уэр осмотрел место недавнего побоища. Довольно большая семья: родители, один старик, четыре дочери, три сына и, конечно, собака. И предыдущей ночью они внезапно принялись истреблять друг друга; в ход пошло все: зубы, ногти, кочерга, кнут, цепи от велосипеда, кухонный нож, топор и приклад гладкоствольного мушкета, вероятно, сохранившегося со времен бурской войны. Несомненный случай массовой одержимости: вероятно, все началось с женщин, как обычно бывает в таких случаях. Пожалуй, они предпочли бы локализованное землетрясение. Но от такой напасти их не мог защитить никакой ведьмин глаз.
И, вероятно, вообще ничто, поскольку, как оказалось, в своей простой традиционной религиозности они выбрали не ту сторону. Подобно большинству людей, они родились жертвами. Если бы они чуть-чуть вникли в Проблему Зла, им стало бы ясно, что их Бог никогда не вел с ними честную игру, как, собственно, Он сам же и объявил во всеуслышание в истории с Иовом; и их примитивная невежественная демонология никогда не признавала существование двух сторон в Великой Игре и тем более не давала даже отдаленного представления об игроках.
Размышляя о том, что делать дальше, и стараясь не наступать на тела, Уэр осмотрел кухню, затем прошел в сарай, где находился погреб. Там лежало всего два яйца — очевидно, вчерашний день оказался неурожайным. Но он нашел несколько кусков бекона, вчерашний каравай хлеба, около фунта масла и глиняный кувшин молока. Более чем достаточно. Он развел огонь в печи, приготовил себе яичницу с беконом и попытался съесть как можно больше, поскольку не представлял, когда ему удастся поесть в следующий раз. Но он уже решил, что положение не столь безнадежно, чтобы прибегать к помощи Астарота. Вместо этого он будет идти на запад, пока не появится возможность похитить машину (на ферме, как и следовало ожидать, ни одной машины не оказалось: эймы по-прежнему ограничивались лошадьми).
Когда Уэр, сунув в карманы брюк по сэндвичу, вышел навстречу яркому солнцу, из хлева послышалось протяжное мычание. «Извините, друзья, — подумал он, — сегодня некому вас подоить».
8Бэйнс знал структуру Стратегической Воздушной Команды и дорогу к ней гораздо лучше, чем мог бы позволить департамент Обороны даже гражданским лицам, имевшим особый доступ, хотя кое-кто из департамента нисколько бы не удивился этому. Самолет, на котором прилетели Бэйнс и Джек Гинзберг, не делал попытки сесть в аэропортах Денвера или Военно-Воздушной Академии США в Колорадо-Спрингс — оба, как догадывался Бэйнс, больше не существовали. И он велел пилоту приземлиться в Лимоне, небольшом городке, который являлся самой восточной вершиной почти равностороннего треугольника, образованного этими тремя точками. Здесь скрывался выход подземной скоростной линии, идущей в самое сердце СВК и ставшей теперь единственным средством связи с внешним миром.
