— Привет! Сейчас десять человек бойцов тебя съедят. Мы же жрать подвалим сейчас. Чего ты тут застрял — нашел что-то?
— Нет, просто тут прибегал командир и велел расширяться и углубляться, — сказал Сюэли, утирая пот со лба. — Ну, и вот я расширяюсь и углубляюсь.
— Поздравляю. Это тебе встретился Толя Медляков, — заржали Леша и Саня. — Ну, что? — молодец ты, дисциплинированный. Только если ты каждый раз, как встретишь Медлякова, будешь расширяться и углубляться, ты прокопаешь шар земной. До Австралии.
— Понимаешь, Толик — "демон войны". И, как бы выразить специфику, ему для поиска не жалко ни себя, ни, что характерно, других.
— И главное — он всегда говорит вот эти два слова.
— А он тебе больше ничего не сказал?
— Нет.
— Странно. Он вообще тот еще грузовик.
— Как — «грузовик»?
— Ну, грузить любит. А у тебя сейчас задача совершенно другая. Там вода в котле закипает — по-моему, кипела уже.
"Нет проблем. Мне почти не нужно времени", — сказал Сюэли и действительно за полторы минуты приготовил свое блюдо. Раскладывая его по мискам, он осторожно сказал:
— Вы не будете возражать — я приготовил бобовую лапшу в гуандунском стиле, с грибами сян-гу?
— А у тебя не будет жуткого культурного шока и душевной травмы, когда твою лапшу будут трескать с майонезом, заедая хлебом с салом? — сказали ему в ответ. — Нет?
И лапша тут же была сметена подчистую.
— Тебе не говорили еще? — спросил Саня. — На этой неделе будет посвящение в поисковики.
— А чего делать надо? — спросил Сюэли, налегая на лопату.
— Ну, там, бег с препятствиями, эстафета… типа олимпиада. В общем, фигня всякая. Я в начале девяностых стал в поиск ездить. В мое время в поисковики посвящали лопатой по спине и бутербродом с крошеным толом. Это горечь убойная, — пояснил Саня. — Ладно, я пойду полосить немножко, — и он повернулся, чтобы уйти.
— Извини, я чувствую себя тут… таким балластом в некотором роде. И на куртке у меня написана… ну, херня, и песен я правильных не знаю, и слов я половины, наверное, не понимаю…
— Не, нормально. Ты человек хороший и копаешь хорошо, а все другое неважно, — сказал Саня и ушел.
Утром Сюэли проснулся оттого, что адски замерз. Ему даже показалось, что у него волосы примерзли к чему-то. Но оказалось, просто в молнию спальника попали. По ту сторону речки мерно ухали тамтамы. Ледяными пальцами он потрогал ледяной нос и спросил:
— А вот «катюша» называется от женского имени Катя, да? А «зинитка» называется по имени Зина?
— Зена — королева воинов, блин, — забурчал Леша, переворачиваясь. — Зе-нитка, блин. От слова «зенит». Это воображаемая точка на небосводе, ровно над головой. Высота над горизонтом — девяносто градусов. Это потому что зенитка бьет вверх. У нее круговой обстрел и очень большой угол возвышения, поэтому ее и использовали… Э, да ты же еще не проснулся! А, блин, вопросы задает.
— Знаешь, даже когда спишь на двух пенках…, - начал Сюэли, пытаясь подобрать слово, которое описывало бы это состояние.
— Дубняк недетский, да. Это потому что спать лучше всего на надувном матрасе. Но и на нем за ночь можно окочуриться.
— Нет, я не жалуюсь, — поспешно сказал Сюэли. — Просто я из Гуанчжоу, у меня дома ничего теплее ветровки никогда не было. Там…
— Зимой апельсины, я понимаю, — хмыкнул Леша. — В феврале цветут абрикосы, по ним порхают попугаи. Величиной почти с собаку.
— Ну, не совсем так, но…
В тот день ижевские нашли близко от поверхности личную вещь, карандаш, начали копать в том месте, надеясь найти верховые останки. Прибежал Медляков, понюхал воздух и распорядился расширяться и углубляться, после этого работа закипела, и ажиотаж вокруг ямы к обеду разросся уже большой. На краю раскопа сидел Сюэли со смурным видом, он напевал то "bie de na yang you", то "откинь все тревоги, не стой на пороге" и не трогался с места. Когда пришел Леша, он бросился к нему и отвел его в сторону.
— Зачем они копают здесь? Здесь же ничего нет! — воскликнул он.
— Ну… надеются найти, — пожал плечами Леша.
— Здесь, где они надеются найти, — пусто! — горячо заверил его Сюэли. — А зато вон там, в десяти шагах отсюда, надо копать, там что-то есть.
— С чего ты это взял? Ты там что… ты находил там что-то?
— Нет. Я сейчас приду, — промямлил Сюэли.
Леша успел забыть о странном расположении духа Сюэли, когда тот вернулся и черными от грязи руками протянул ему полуистлевший планшет, весь в земле.
— Где? Где ты это взял? — подорвался с места Леша.
— Я же говорю: вот там, в десяти шагах…
— Пошли.
Оказалось, что Сюэли выкопал прямо руками потемневшую теменную кость, как будто обросшую изнутри паутиной, и планшет именно в том месте, про которое раньше и говорил. Кость он оставил лежать, где была, и там же завязал на дереве бандану. Леша пощупал все вокруг этого места, хмыкнул, окопал ножом, сказал «Ё-моё», — и остальное уже было делом техники. Сюэли точно указал на верховые останки.
— Как ты его нашел?
— Нашел я очень легко, только объяснить не могу — я слов таких по-русски не знаю.
— Понимаешь, этих верховых, почти истлевших, по лесу разбросанных — очень трудно искать. Труднее найти верхового, чем мародерскую воронку.
— Вот и… я очень рад, — сказал Сюэли. — И еще раз могу повторить: в том месте, где начали искать перед обедом, совсем ничего нет. А что такое мародерская воронка?
— Это вот что, — сказал Леша, снимая ножом дерн вокруг места находки, — Мародеры, то бишь «черные», ищут в воронках немцев, потому что на них снаряжение, там возможны именные кинжальчики, перстни СС "За Крит", Железные кресты и другие приятные вещи. А в воронки после войны деревенские — ну, чтоб просто трупы по дорогам не валялись, — скидывали и наших, и немцев. В общем, мародеры осушают воронки помпами, смотрят-копают, кости, или «мослы», как они их называют, им не нужны, значит, копают они только из расчета на ценности. Все костные останки летят в отвал, затем, если по снаряге видно, что тут наши, то они кое-как заваливают воронку, а чаще просто оставляют как есть. Потом воронку быстро обратно затапливает дождями и выкачанной водой. И потом, со временем отвал порастает травой. Потом, если на воронку натыкаются поисковики, они проверяют отвалы, кости — ну, и начинают поднимать со всей тщательностью. И молятся, чтоб это были наши, а не немцы, по костям не видно. Наконец, если пошел наш хабар — "ф-фу, все нормально, наши". Если немецкий — оставляют как есть. Воронку, конечно, обрабатывают объединенными усилиями — понятно сразу, что не над одним работаешь, а сразу почти с гарантией человек пять-семь поднимаешь. Это, кстати, называется "упасть на воронку" — когда дружно берутся за осушение и подъем воронки.
