— Правда? — спросила она очень тихо.
— Правда! — твердо ответил он и отключился. Посидел некоторое время, жмурясь от удовольствия. Потом мысли его обратились к Норе.
Он разыскал в ящике стола брошенную туда пуговицу, вынул рекордер и вставил в приемник тейлора. На дисплее возник вид Московского проспекта. Калинов выставил максимальное увеличение и рассмотрел каждое женское лицо, зафиксированное рекордером. Женщин было много, некоторые носили зеркальные очки, но ни одна из них не была Норой. Во всяком случае, он не смог узнать ее с какой-либо уверенностью. Тогда он включил запись в движении: вдруг поможет походка. Прогнал запись раз, другой, третий, но… Вздохнув, он прекратил бессмысленное занятие. Пришлось сознаться себе, что не очень-то он ее и помнит. Если, скажем, она позавчера следила за ним, использовав для маскировки парик, то ему ее и вовек не отыскать на этой записи. Вот если бы он услышал сейчас ее голос!.. Напрягаясь, он попытался проанализировать малейшие крупицы информации, зацепившиеся тогда за отравленный алкоголем мозг. Помнится, она говорила, что не из Питера… И кажется, упоминала что-то насчет площади Александра Невского… И как будто бы даже назвала свою фамилию… Или не называла? Хоть в лоб, хоть по лбу — ни черта не вспомнить!
Он прекратил насиловать память и связался с Милбери.
— Рэн! Есть еще одна задачка. Надо разыскать некую дамочку по имени Нора, фамилия неизвестна… Имя, кстати, тоже может оказаться другим… Блондинка, цвет глаз неизвестен, рост… — Калинов прищурился, вспоминая, — примерно сто шестьдесят пять — сто семьдесят.
— А вайтлз?[10] — Милбери с трудом сдерживал улыбку.
— Найдешь ее — измеришь сам! — парировал Калинов. — Позавчера предположительно останавливалась в отеле «Москва».
— Предположительно? — Милбери не удержался и все-таки фыркнул.
— Предположительно… Зато абсолютно точно я подбросил ей «жучка». Так что особенного труда для поисков не потребуется.
Милбери посерьезнел:
— Связи, шеф?
— Можешь покопать, но сначала доложи мне, кто она, откуда и где сейчас находится.
Едва Милбери отключился, Калинова вызвал к себе Рассел.
— Что нового? Или отпускника расспрашивать начальству возбраняется?
Последний вопрос Калинов пропустил мимо ушей.
— Кое-чего мы добились… Во всяком случае, теперь можно с полной определенностью сказать, что нервного срыва не было. По крайней мере, у Крылова.
— Это я уже знаю. Милбери доложил мне о происшедших вчера вечером событиях. А что с первыми тремя?
Калинов легонько пожал плечами:
— С первыми тремя сложнее. Совершенно не за что зацепиться. Впрочем, после вчерашнего я не удивляюсь. Ведь фактически нападавшего видел живьем один я. Довгошею он представлялся, как некое туманное пятно, отдаленно напоминающее фигуру человека.
— Это я все знаю, — нетерпеливо сказал Рассел.
— А если бы мы не использовали дисивер, — продолжал Калинов, словно не замечая нетерпения шефа, — уверен, и я бы ничего не разглядел. Этого типа должен был увидеть только Крылов. Увидеть и умереть от страха… Так же, наверное, умерли Накаяма и Андерсон.
— А Бойль?
— О Бойле мы вряд ли когда что-либо узнаем… Но не представляю, как можно проникнуть на борт летящего корабля!
— А если еще не летящего?
Калинов развел руками: в этом направлении говорить было не о чем.
— Ладно, — сказал Рассел. — Какие у тебя версии насчет вчерашних событий?
— Во-первых, это могла быть какая-нибудь разновидность гипноза. Хотя я и не могу себе представить гипнотизера, воздействующего на видеоаппаратуру. Если только этот гипнотизер не ксен!
— Ну-у, милый! — Рассел покачал головой. — Ты мне тут наговоришь!.. Ксенами можно что угодно объяснить. Так же как и Господом Богом!.. Не будем забывать о старике Оккаме![11]
— Возможно, использовали голографию…
— Интересная голография! Один видит, другой — нет!
— Скажем, применялись поляроиды, хотя не могу себе представить, где можно было скрыть технику… Нет, думается, это все-таки что-то другое…
Рассел побарабанил пальцами по столу, лицо его начало постепенно краснеть.
— Хороший вывод, — сказал он. — Главное, чрезвычайно определенный!
— Я не Бог, — спокойно заметил Калинов. — В этом деле сплошная неопределенность. А для определенных выводов попросту не достает информации.
— Ну так ищите, черт бы вас побрал! — взорвался Рассел. — Который день толчете воду в ступе! Мафия — не мафия, болезнь — не болезнь, ксены не ксены… Что мне отвечать Космической комиссии? Пять раз на дню звонят, интересуются, не пора ли отзывать из отпусков тех космонавтов, кто пока еще жив.
Калинов молчал. Разговор пошел ковровый, в одни ворота. Надо ждать, пока шеф успокоится, но все равно я ему пока ничего не скажу.
Шеф успокоился быстро.
— Ладно, — бросил он. — Что думаешь делать дальше?
— Добывать информацию.
— Дисивер намерен впредь использовать?
— Обязательно! — соврал Калинов.
Нетерпение шефа было понятным, но успокоить его пока нечем, не рассказывать же о сегодняшних подозрениях!.. Поэтому Калинов попросил разрешения удалиться. Рассел только рукой махнул.
Едва Калинов вошел к себе в кабинет, позвонила Аллочка Крылова. От нее удалось отделаться только через десять минут, и это стоило ему немало нервов. «Мисс миллионерша» договорилась, в конце концов, даже до обвинений в том, что он, Калинов, никогда и не был другом Игорю. Калинов едва сдержался.
Потом позвонил Мищенко и сказал, что никаких толковых идей в головы комиссии, занимавшейся расследованием гибели Бойля, так и не пришло, либо это происки дьявола, либо необычным образом организованный суицид, мнение некоторых должностных лиц, будто Бойль вовсе не собирался сводить счеты с жизнью, — это частное мнение некоторых должностных лиц, комиссии нужны более серьезные доказательства, конечно, кто-то будет наказан, комиссия не может работать вечно, на комиссию давят, да вы, Александр, и сами все понимаете…
Потом позвонил еще кто-то и сказал еще что-то.
А потом позвонила Нора. Ждавший доклада Милбери Калинов чуть с кресла не упал, удивление удалось скрыть с огромным трудом, но профессиональная закалка помогла.
— Здравствуйте, Саша! — Нора была, как и позавчера, пшеничной блондинкой. И в тех же зеркальных очках.
— Добрый день, — сказал Калинов. — Что-то я не припоминаю, когда давал вам свой служебный номер.
Нора, кажется, улыбнулась. Когда глаз не видно, об улыбке можно судить лишь довольно приблизительно: то ли улыбка, то ли гримаска неудовольствия. Во всяком случае, уголки ее рта разошлись в стороны.
