К выходу на лётное поле подъезжали комфортабельные автобусы, диктор объявлял посадку и очередная партия студентов, сорвавшись с места, жизнерадостно устремлялась в широко распахнутые двери. Мелькали нашивки, разноцветные эмблемы, значки, названия учебных заведений и по этим названиям можно было без труда изучать географию страны от Калининграда до Владивостока и от Кушки до Салехарда. Толпа заполняла прохладные салоны и уезжала к застывшим в жарком июльском мареве громадам сверхзвуковых стратосферных лайнеров. Белоснежные «Туполевы-274», приняв на борт пассажиров, не спеша выкатывали на взлётные полосы, разгонялись и торжественно поднимались в небо, вытягивая навстречу воздушным потокам скошенные вниз острые клювы носов.
Опарин устроился в кресле у окна. Дорожная сумка стояла рядом, в ней был комплект чистого белья, полотенце, бритва, набор гигиенических принадлежностей (мыло, зубная паста, щётка, дезодорант) и планшетный компьютер. Одет он был скромно. Светлая безрукавка, тёмные брюки и грубоватые форменные ботинки с прикрученными к подошве магнитными набойками. Лицо его покрывал коричневый загар, сходящий на нет на уровне шеи. Мимо Опарина проходили студенты, не обращая на него никакого внимания, и только те, у кого на рукавах были нашиты знаки Академии Космогации, приближаясь к нему, невольно замедляли шаг. Они знали, что подобный загар нельзя приобрести нигде, кроме как за пределами земной атмосферы. Это знание делало их единомышленниками, сопричастными общей профессиональной среде. Опарин здоровался с ними едва заметным кивком головы. Курсанты шли дальше, и некоторые из них оглядывались, будто старались запомнить сидящего у окна астронавта.
На цифровом табло сменился график вылетов. Номера улетевших бортов гасли и в погасших ячейках загорались новые буквенно-цифровые обозначения. После короткой музыкальной заставки диктор проникновенно сообщил о начале посадки на рейс номер семь тысяч триста сорок три по маршруту аэропорт «Зеленодольский» - космодром «Северный». Курсанты, собравшись в небольшую колонну, организованно направились к выходу. Опарин отвлёкся, провожая их взглядом, и пропустил тот момент, когда к нему подошёл человек.
- Извините, товарищ. Вы Опарин, Савелий Викентьевич?
- Да, - сказал Опарин, вставая и одергивая брюки. - Я Опарин.
- Очень приятно. Лузгачёв. Олег. Референт директора Комитета и по-совместительству водитель. Машина подана, Савелий Викентьевич. Мне приказано доставить вас в кратчайший срок и без всяких происшествий, - Лузгачёв улыбнулся. - Директор ждёт.
- Я готов, - по-военному кратко ответил Опарин. - Идёмте.
- Вещи, - сказал Лузгачёв, - я могу взять.
- Ничего, - сказал Опарин. - кроме сумки. Не беспокойтесь, она не тяжелая.
- Всё своё ношу с собой, - одобрительно констатировал Лузгачёв. - И если быт не тянет нас ко дну многопудовой гирей, поспешим.
- Да, - согласился Опарин, взвешивая рукой сумку - быт не тянет. Никоим образом.
- Тогда за мной, - сказал Лузгачёв, подводя итог короткому знакомству. - Прокачу с ветерком. И сразу же успокоил: - Без излишнего лихачества.
Нужное им здание располагалось в глубине тенистого парка. На фасаде была прикреплена лаконичная вывеска «Академия Наук СССР. МКПИТР», что означало «Межотраслевой Комитет Перспективных Исследований и Технических Разработок». Лузгачёв предупредительно открыл массивную дубовую дверь. Опарин вошёл в просторный вестибюль. Вестибюль был пуст, не считая дежурного охранника, сидящего за ТИБом (терминалом интегральной безопасности), позволяющего собирать и обрабатывать данные с камер видеонаблюдения, электронных замков, пожарных и газовых датчиков, датчиков давления и движения, управлять в ручном режиме разветвленной системой пожаротушения, блокировкой и разблокировкой аварийных проходов, лифтов и эскалаторов.
Дежурный, в звании старшего лейтенанта, вежливо спросил у Опарина паспорт.
- Паспорт? - Опарин сконфуженно посмотрел на Лузгачёва. - Паспорта у меня нет.
- Товарищ старший лейтенант, - сказал референт, - товарищ Опарин — астронавт-испытатель международного класса и колонист, постоянно проживающий на Марсе, в интернациональном марсианском поселении «Циолковский-Два», ввиду чего не имеет паспорта гражданина СССР. ВРЕМЕННО. Вместо внутреннего общегражданского документа личности у товарища Опарина универсальное идентификационное удостоверение, выданное Марсианским Колониальным Представительством ООН.
- Мне без разницы, товарищ.., - дежурный офицер мельком взглянул на экран, - товарищ Лузгачёв, главное, чтобы у товарища было что с чем сравнивать.
- Пожалуйста, - Опарин протянул дежурному пластиковую карточку.
Охранник вставил удостоверение в карт-ридер. Лузгачёв иронически закатил глаза: «ничего не поделаешь, порядок».
- К директору, значит, - сказал дежурный.
- К директору, - подтвердил референт.
Дежурный вернул Опарину карточку.
- Проходите, товарищи.
- Спасибо, товарищ старший лейтенант. Савелий Викентьевич, куда вы, по лестнице? Лифтом быстрее!
Первое, что увидел Опарин, войдя к директору Комитета была огромная карта Советского Союза, занимавшая всю стену. На её фоне директор — невысокий полный мужчина выглядел как пародия на коварного диктатора, в тиши кабинета разрабатывающего планы по установлению мирового господства. И внешность у директора вполне соответствовала образу: бритая до глянцевого блеска голова, пухлые щёчки, влажные чувственные губы, щёточка жёстких, побитых сединой усов, уж очень напоминающих усы некоего деспота прошлого века, властвовавшего в одной из европейских стран. И облачён директор был сообразно роли: полувоенный френч бледно-зелёного солдатского сукна, белая, расшитая аутентичным народным орнаментом косоворотка с расстёгнутым воротом, пара цветных карандашей и ручка-самописка, торчащие из нагрудного кармана. Директор читал с монитора, морщился, хмурился и рассерженно черкал в новомодном плёночном блокноте цифровым пером.
- Адриан Гаврилович, - произнёс Лузгачёв, - товарищ Опарин, по вашему распоряжению.
- Зови, зови, Олег, не задерживай!
- Я, уже, собственно, прибыл, - сказал, немного смущённо, Опарин.
- Прибыли, - сказал директор, бросая перо. - Чудесно. Едва с самолета и прямиком в самое пекло. Нет, Савелий Викентьевич, это я про погоду, а не про нашу контору. У нас учреждение солидное, академическое. Наши сотрудники приличные люди, - директор выделил слово «приличные», явно адресуя его референту (Лузгачёв неопределённо хмыкнул), - хотя и у нас, бывает, градус творческой полемики зашкаливает и страсти кипят (снова неопределённое хмыканье). Идите, Олег, вас ждут в шестой лаборатории.
