— Может, ты не будешь так орать? Ребёнок тебя боится. И другим пассажирам мешаешь.
Из «других пассажиров» на корме была только одна старушка.
— Не надо, ради бога! Ты только что сама такой крик подняла! Куда ты дела мою коробку? Отвечай! От этого лекарства зависит моя жизнь!
— Жизнь его зависит от этого лекарства, видите ли! — со смешком обратилась жена к сыну. — Какие слова! «Отвечай!» Надо же! — Она повернулась ко мне, обжигая ненавидящим взглядом, — Какого чёрта ты так со мной разговариваешь?!
— Извини. Я не прав, — проговорил я спокойнее, стараясь больше не поддаваться на её провокации, — Скажи, куда могла подеваться моя коробка?
— Какая коробка?
— Вот такая примерно. В коричневой бумаге. В ней лекарство на все восемь месяцев. У меня всего несколько таблеток осталось. Мне ещё нужно.
— Вот оно что? А почему об этом нельзя было сказать спокойно? — заговорила она поучающим тоном, — Коробка… Ну да. Я положила её в чемодан с зимней одеждой и отправила через «Дайцу».
Я немного успокоился, всё-таки «Дайцу» — первая в Японии транспортная компания. Единственное — успеют ли они доставить наши вещи, пока у меня не кончатся последние таблетки?
— Что же ты не сказала! — протянул я плачущим голосом. — У меня только четыре или пять таблеток.
— Надо самому заботиться о своих таблетках, если это для тебя так важно.
— И когда же «Дайцу» доставит наши вещи?
— Сказали: через четыре-пять дней. Но это было четыре дня назад. Выходит, должны завтра привезти.
«Значит, надо продержаться до завтра. Чтобы приступ не случился», — подумал я.
На острове, у пристани, нас встречал старичок, оказавшийся старостой местной деревни. Он проводил нас до нашего «офиса». Тот находился в километре от деревни, недалеко от берега, на песчаной полосе у подножия утёса. Деревянное строение наблюдательной станции — около пятидесяти квадратных метров — возвели совсем недавно. По окончании периода наблюдений его, скорее всего, разберут. Сделано было грубовато, зато в доме оказалась даже просторная комната с татами, и вообще всё выглядело куда комфортнее, чем я ожидал.
— Ну что же, вполне прилично, — заключил я.
Жена, стоявшая рядом со старостой, промолчала.
Приборы для наблюдений уже завезли. Староста пошёл домой, жена занялась уборкой, а я стал распаковывать и налаживать аппаратуру. Когда закончил, было уже совсем темно.
Ночью жена меня возжелала. Наверное, в новой, непривычной обстановке ей хотелось заняться чем-то давно знакомым, отдавшись монотонно-одноообразным движениям. Я нуждался в том же самом, но мне было не до любви. А вдруг приступ? Ведь у меня всего несколько таблеток. Я напомнил жене об этом, однако в ответ услышал всё те же претензии и жалобы.
Наутро я отправился на скалистый берег, чтобы установить в шести точках измерительные приборы. На это ушёл целый день.
От «Дайцу» в тот день мы так ничего и не дождались.
— Вещей-то нет! — пожаловался я жене.
— Ну, может, завтра привезут, — отвечала она с обычным безразличием.
— Квитанция у тебя есть?
— Да была вроде. Посмотри в моей сумочке. Если нет — значит, дома оставила.
Полная безответственность.
Я быстро высыпал содержимое сумочки на стол. Выкопав из кучи скомканный клочок бумаги — это и была квитанция, — немного успокоился.
На следующий день опять ничего не привезли. Закончив наблюдения, я решил на всякий случай сходить на пристань. Паром уже ушёл; ни багажа, ни посылок я не обнаружил. Я чуть с ума не сошёл. Поспешил на станцию, бросился к телефону.
— Алло!
— Да. Слушаю вас, — послышался в трубке старческий голос.
Я вспомнил, что оператором на телефонной подстанции служит жена деревенского старосты, которому уже было за шестьдесят. Так что со мной, должно быть, говорила его супруга.
— Извините за беспокойство. Будьте добры — Токио, — стараясь быть вежливым, попросил я.
— О! Токио. Сейчас, сейчас, — почему-то радостно откликнулась бабуля, — Сейчас, сейчас. Какой номер?
Глядя в квитанцию, я несколько раз продиктовал тугоумной старушенции номер отделения «Дайцу» в Сибуя.[22]
— Сейчас, сейчас. Я всё поняла, — возбуждённо пообещала она, — Положите, пожалуйста, трубку. Я перезвоню.
Я прождал минут пятнадцать, борясь с подступающим раздражением, пока наконец не раздался звонок.
— Алло! Можете говорить, — жизнерадостно объявила бабуля.
— Слушаем вас. Отделение компании «Дайцу» в Сибуя, — Женский голос звучал далеко-далеко.
— Алло! Вы слышите? Моя фамилия Суда. Шестого числа я заказал у вас доставку багажа. Но он до сих пор не прибыл.
— Секундочку. Соединяю с менеджером.
Звук уплыл ещё дальше. Послышался молодой мужской голос:
— Алло!
— Алло!
— Алло! Очень плохо слышно. Алло!
— Алло, алло! Моя фамилия Суда. Шестого я заказывал у вас доставку багажа. Его всё ещё нет.
— A-а… Сейчас соединю вас с ответственным сотрудником.
Снова мужской голос, но теперь уже изрядно пожившего человека. Я в третий раз объяснил, в чём дело.
— Ага! Мы немедленно разберёмся, — сказал он таким тоном, что я сразу понял: большого удовольствия от разговора со мной он не получает и разбираться ему охоты нет.
— А прямо сейчас нельзя?
— Прямо сейчас? — уныло проговорил «ответственный сотрудник» и умолк.
— Это очень срочно. В багаже лекарство. Без него человек может умереть.
— Ой! Тогда одну минуту, — Мне показалось, что он наконец зашевелился, правда без особого желания, — Как вы сказали? Эдзута?
— Суда?
— Ясуда?
— Первая — «с». «Соловей». Ударение на «да».
— Как вы говорите?
— «С» — от «соловья»…
— A-а? Сиода?
— Нет-нет.
— Первый слог — «су», потом — «да».
— Как-как?
— Су-да. Су-да.
— Ах, Суда?
— Да-да. Именно.
— Ага! Вот, есть. Есть. Получено от клиента шестого. Один чемодан с личными вещами.
— Точно! Это он!
— Префектура Симанэ, а дальше… что-то не разберу.
— Гранатовый остров.
— Точно! Гранатовый остров. Уже отправлено.
— Э? Что?
— Ваш багаж уже отправлен.
— Алло! Алло!
— Да-да. Алло!
— Я как раз звоню с Гранатового острова.
— Понимаю, — Мои слова не произвели на него никакого впечатления.
— Багаж ещё не доставили.
— Странно. Вы уже должны были получить.
— Я тоже так считаю.
— Ну, наверное, завтра доставят.
— Я уже два дня жду.
— Завтра будет на месте. Не беспокойтесь.
