— Да-да. Я знаком с журналистикой.
— Даа? Ну, таак тем более! Канечнаа, этот договор нужен нам, чтобы быть уверенными в своих инвестициях. Но, прежде всего, он нужен ваам. Прежде всего, чтобы получить гараантию абеспеченности на всю оставшуюся жизнь…
— Хорошо. Можете меня не убеждать, что моя жизнь вас волнует больше собственного бизнеса. Верю на слово. С договором мы решим… Причём тут мой внешний вид?
— Ну, как же! Ваш новый облик — это ваш собственный выбор и никто на него не впрааве влиять. С другой стороны, это — часть наших инвестиций и часть стратеегии, которая должна их акупить. Вы саглаасны, мой друг?
— Дааа.
— Паэтому настоятельно рекомендую прислушаться к маему саавету. Вам ни к чему 25-тилетний образ. Это совершенно не саатветствует ажиданиям аудитории. Вот пасмаатрите.
Он нажал на свой браслет, и стена напротив оживилась. На ней появилось изображение пафосной презентации с эффектом глубины, графики всплывали и менялись, поверх них появлялись фигурки людей, дававших интервью, сидя перед мониторами в своих квартирах. Минх комментировал только изредка и давал понять, что по всем опросам самых разных целевых групп мой идеальный возраст должен быть где-то в районе 32-33-х лет.
— Итак, что скаажете? Каково ваше ришение? — я почему-то перевёл взгляд на Алину и она, улыбнувшись, кивнула мне в знак одобрения — надо будет приглядеться к её шее на всякий случай.
— Послать бы тебя куда подальше, но… думаю, есть в этом какая-то логика.
— Вот и хаарашо! И ещё — бороду даваайте аставим… но такую… аккуратненькую… дагварились? Нам нужен Wise Old, а не Peter Pan. [22]
— Да оставляйте, хрен с ней. Её потом и сбрить можно, если не понравится.
— Вам паанравится! — почти пропел он, но видимо уже был не со мной, так как расфокусировался и увлёкся чтением каких-то данных, судя по бормотанию «некст, некст, стоп», а потом и вообще какие-то слов, похожих на ругательства… — ну сё… иа пашёл… всем пака! Деваачки — работаем!
Он скользнул в проём двери, за ним из операционной вышла Сирена, зашли ещё две модельного вида медсёстры, меня раздели, уложили на операционный стол, который выехал из стены, смазали, вкололи очередных нано-роботов и, пока я уходил в сон, послали меня вместе со столом обратно в стену… Сквозь дремоту я слышал, как они обсуждали Минха: «On uje razvelsya?» «Ni znau. A sho? Nravica tibe? Hochesh, kaju imu» «Net, dura. Ni gvari» «Ha-ha, ti sho pugalas? On ni strashniy»… Мне хотелось встрять и объяснить этим обеим дурам, что ради такого пидара, как Минх, им совсем не стоит волноваться. Что настоящий мужчина просто не может так выглядеть, но силы меня покинули, а вскоре я и вовсе уснул…
…
Я иду по лугу, по мягкой, как ковёр, траве. Меня обдувает нежный ветер. То тут, то там по траве пробегают мелкие грызуны… вокруг много света, тёплого и нежного… он как будто струится отовсюду. Чистейший воздух, наполненный запахом листвы и цветов, вызывает желание дышать полной грудью. Я иду босиком и… будто, без одежды. Я практически не ощущаю никакого веса — ничто на меня не давит, ничто не стесняет моих движений. Мне не хочется суетиться, оглядываться, не хочется смотреть под ноги или задирать голову… я просто иду, как будто точно зная, куда мне нужно.
Луг постепенно переходит в лесистую местность. Деревья не стоят плотно друг к другу — между ними можно легко идти, не сворачивая с пути, не виляя. Они отбрасывают тёмно-зелёные тени на траву и свои корни. Вокруг кружат две маленьких птицы, то ли соловьи, то ли дрозды. Я протягиваю ладонь, они садятся обе, какое-то время сидят, что-то насвистывают, а потом упархивают прочь. Постепенно я осознаю, что мой путь лежит прямо по направлению к самому древнему и большому дубу посреди этой рощи. Кто-то или что-то ведёт меня к нему.
У дуба я, наконец, останавливаюсь. Он реально большой. В три обхвата. Его тёмная шершавая кора с глубокими прожилками приятна на ощупь. У меня такое чувство, что я вернулся домой. Мне легко и спокойно. Я не знаю, почему и когда я покинул это место. Но зато я знаю, что мне никогда не было покоя в моём путешествии, и только сейчас я могу его обрести. Я обнял дерево и немного постоял так в обнимку с ним. Потом я опустился на колени и прилёг отдохнуть у корней. Странное желание, учитывая то, что я совсем не устал. Просто вся эта атмосфера — тень от кроны дуба, безветрие, свернувшаяся у моих ног дикая кошка — всё это намекало на то, что можно прилечь. На всё остальное у меня целая вечность, торопиться некуда.
Впервые, за всё время пребывания в этом мире, ко мне приходит мысль, что я сплю. Или…
Будит меня какой-то внутренний толчок. Сердце стучит чаще, появляется чувство чего-то невообразимо значительного, приближающегося ко мне, от чего нельзя отвернуться и что нельзя никогда предавать. Нечто — настолько властное, что перед ним можно только стоять на коленях. Я вижу, что за дубом находится источник какого-то крайне яркого света, и слегка выглядываю из-за дерева, не вставая с колен. Какое-то время вглядываюсь, прикрыв глаза ладонью, и вдруг слышу громоподобный голос:
— Здравствуй, человек!
Сердце моё замерло, и по телу пронеслась холодная судорога. Ну, разумеется! Можно было сразу догадаться, что это — чужая территория. И было крайне глупо рассчитывать на то, что она создана исключительно для моего комфорта. Первичный страх прошёл, но появилось чувство вины. И от чего так быстро это во мне происходит!? Ещё секунду назад считал себя достойным всего этого счастья, а теперь — тщетно надеюсь, что меня не заметят, и я смогу как-то спрятаться.
— Кто здесь? — какой дурацкий вопрос.
— Здесь — мы, Эукариоты, — медленно говорит, с расстановкой. — Древние Властители Земли.
— Древние? Властители?
Почему я переспрашиваю? Что за идиотская манера выпытывать информацию, переспрашивая, как какое-нибудь эхо?!
— Да, человек. Ты здесь, чтобы встретиться с нами.
— Я об этом не знал…
— Тебе много ещё предстоит узнать.
Говорит загадками, но явно расположен ко мне. Всё это вкупе с окружающим меня миром вызвало однозначные напрашивающиеся ассоциации.
— Я в раю?
— Какая разница? Нам нужно многое обсудить. Если тебе неудобно, мы можем сменить обстановку.
— Немного неудобно, признаюсь, — я осознал себя стоящим на коленях и почувствовал неловкость.
— Странно. Нам казалось (их что, несколько), что это именно то место, где бы ты хотел быть больше всего.
— Ну да, разумеется. До вашего появления я именно так себя и ощущал… но… теперь, признаюсь, это только смущает…
— Хорошо.
Произнеся это совершенно флегматично голос пропал, свет тоже. Появился ветер и тут же задул яростно и с завыванием, начал сдувать деревья, траву, хотя на мне он не смог пошевелить даже ни одним волоском. Вот уже вместо травы появилась каменистая почва, деревья улетели с корнями прочь, в том числе и вековой дуб накренился, обнажив корни, со скрипом оторвался от земли и открыл перед глазами широкое пространство с высокими скалами вдали, вершины которых уходили ввысь далеко за облака. Расчистив местность, ветер прекратился.
