- А вы взгляните на это с другой стороны, - предложил Васильев Павлу Петровичу с опасной улыбкой. - Если мы не последуем примеру наших дальновидных коллег, сменится несколько людских поколения и отсталая Россия превратится в страну дикой охоты.
- И все же спешить не стоит, - заключил Федор Кузьмич. - Когда впереди еще столетия, может спокойно ждать и не торопиться. Спешка и необдуманность в деле реформаторства не раз в нашей истории приводили к трагическим последствиям. Нам нужны стабильность и развитие без застоев и революций. А иначе овчинка выделки не стоит.
- Право слово, - снова начал горячиться Васильев, - складывается впечатление, что в русской крови есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс. Ничего такого не чувствовали? - поинтересовался он.
- Это для англичан все игра. А Россия - сила мирового масштаба. - Федор Кузьмич заметно рассердился. - И не считаться с нами нельзя: все-таки растянулись от Одера до Берингова пролива.
- А тогда я вас спрошу: где наши мудрецы, где наши мыслители? Кто из нас когда-либо думал, кто за нас думает теперь? Это вам не в ералаш играть. Реализация озвученных мною планов - дело решенное, и цель нашей встречи договориться о совместных и согласованных действиях. А вы по извечной российской традиции все сводите к силе и хотите посмотреть, кто кого одолеет, - с горечью высказал Васильев. - Договариваться надо, а не силой меряться. Ошибка и беда России не в том, что она считает себя силой, а в том, что она считает себя главенствующей силой.
- Таковы, значит, предложения и таков, в самом общем виде, план действий, - резюмировал Павел Петрович. - И кто же его помимо ваших английских друзей и наставников разделяет?
- Тут значение имеет, не кто разделяет, а кто и когда будет реализовывать. Впрочем, назову Александра Ивановича. Он сейчас в Лондоне и готов бить в колокол – будет поддерживать публично, насколько это в его силах. И граф вам небезызвестный. – Васильев двинул головой в сторону старца.
Федор Кузьмич оживился более чем за все время разговора.
- Вам следовало упомянуть об этом сразу и без промедлений. Ответьте, где вы встречались с его представителями?
- Видел графа собственной персоной, - несколько резко ответил Васильев, - заезжал в гости по его личному приглашению. Так что мы теперь с ним, можно сказать, приятельствуем. Граф просил вам засвидетельствовать его почтение. Благодарит за последовательную позицию по балканскому вопросу и русско-турецкую кампанию.
- Он известен как игрок опытный, стратегически мыслящий и дальновидный. - Федор Кузьмич стал размышлять вслух. - И что же граф намерен предпринять?
Старец был искренне заинтересован.
- Граф наши идеи всецело разделяет, - видно было, что Васильеву доставляет удовольствие вытаскивать из рукава козырного туза, - и полностью поддерживает.
В иной момент разговора васильевское «наши» не прошло бы мимо его собеседников незамеченным, но сейчас Федор Кузьмич был увлечен вновь открывшимися обстоятельствами, а Павел Петрович то посматривал на большие настенные часы, то вытаскивал из кармана золотой брегет. Что касается Николая Петровича, то он, как и прежде, почти не принимал в беседе участия, избрав для себя роль радушного хозяина.
- Он даже планирует в ближайшее время перебраться из своей карпатской глуши в Лондон, чтобы быть в центре разворачивающихся событий.
- Что ж, я дам распоряжения русскому консулу о всемерном содействии. - Федор Кузьмич заходил по комнате. – Если он решит отправиться морским путем, мы поможем ему быстрым кораблем и надежным капитаном.
Старец остановился напротив Павла Петровича.
- Стоит ли в таком случае нам торопиться с превентивными мерами? Мы могли бы вступить с графом в переписку для выяснения всех обстоятельств и его мотивов. И уже после принимать решения о способе действий.
Павел Петрович стоял, демонстрируя превосходную военную выучку. Он начал было отвечать, когда в дверь постучали.
Следом за громкими тревожными звуками в залу ворвался запыхавшийся лакей подшалевшего вида.
- Покорнейше прошу прощения, - от волнения усовершенствованный слуга забыл свой новомодный говор, - в докторе срочная надобность!
Он посмотрел на удобно расположившегося в кресле Васильева и старца, который обменялся быстрыми взглядами с Павлом Петровичем.
- Жар у мальчонки… Вы его видали… Да я вам рассказывал. Мечется в горячке, кожа горит. Хрипит да молчит. Как бы не случилось чего. Ничего ведь не помогает. Хотели уже за священником посылать, да я про вас вспомнил. Доктор же у нас есть! Уж не обессудьте, не дайте пропасть мальцу!
Петр закончил скороговорку и перевел дух. Васильев кивнул ему и поднялся.
- Господа, обстоятельства вынуждают меня временно вас покинуть. Одна из так называемых вами овец требует моего внимания, а я пастух добрый. - Он едва ли не выхватил шляпу из рук подавшего ее Николая Петровича. - Вижу, дела наши пошли на лад. Надеюсь, мы обо всем договоримся по моему возвращению.
Федор Кузьмич невразумительно кивнул, то ли отпуская Васильева, то ли соглашаясь с ним, и проводил взглядом широкую спину доктора.
- Договоримся по возвращении, – повторил старец и посмотрел на Павла Петровича. – Дело решенное.
Между тем Васильев, выслушав сбивчивые извинения Петра за то, что прислали за доктором не экипаж, а телегу, и объяснения, какой он, доктор, их великодушный добродетель, уже отправлялся в путь.
Полная луна, повисшая в звездном небе, освещала им дорогу. Прохлада ночи забралась под модный костюм Васильева, и он уже пожалел, что не захватил с собой ни чего потеплее, ни чего покрепче.
Тишину нарушал только скрип плохо смазанного колеса. Даже болтливый обычно Петр молчал и сидел недвижимо, лишь изредка подергивая вожжи. Васильев погрузился в размышления, и думал он тяжело и упорно, будто корчуя мертвые старые пни.
Прибыли вскоре. Старик жил бирюком, изба его, крытая соломой, стояла у оврага поодаль от деревни. Васильев подхватил свой медицинский саквояж, пока лакей возился с каким-то длинным кожаным ящиком, должно быть, порядочного веса. Доктор вошел в темные сени, куда пробивался робкий свет лучины, и громогласно вопросил:
- Где мальчик? Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого…
От открывшейся его глазам картины он замолчал на полуслове, но вряд ли успел осознать это до того, как ему нанесли первый, еще не смертельный, удар.
- Барин, он личной аюдиенсии просит.
- Передай, что сейчас выйду. – Павел Петрович смочил лоб одеколоном и подхватил массивную трость с серебряным набалдашником. Разговаривать с чернью он не умел и не любил. Да и не понимал он ее никогда, но дело было исключительное.
