Фу, о чём я думаю. Глупо. Хорошо хоть, никто не слышит.
Что это, звонок в дверь?
Девушка в белом платье. Рыжая, стриженая, совсем молоденькая. Лет восемнадцать от силы. Высокая, тоненькая в талии, а вот бёдра и плечи, пожалуй, широковаты, и грудь – третий размер, не меньше. Туфли без каблуков. Маникюра нет. Глаза чуть раскосые, тёмные, полные губы, на носу веснушки. Красавица! Нет, не красавица. Или всё-таки да? Прелесть.
– Вам кого?
– Вы Серафим Игнатьевич?
– Да.
– Я Нина, помните?
– Какая Нина?
– Анны Владимировны дочь. Мама заболела, я у вас вместо неё несколько дней поработаю. Я всё умею, вы даже не заметите разницы… – она говорит быстро, чуть округляя губы на шипящих звуках. Не то чтобы картавит, нет. Но что-то, какая-то неточность произношения есть определённо. И впервые в жизни неправильность кажется мне очаровательной!
Это – Нина? Аннушкина Нина? Та малявка в красном платьице с оборочками?
Не может быть.
– … так вы не против? – что она успела сказать? А, не важно!
– Заходите. Конечно, не против. Надеюсь, с вашей мамой ничего серьёзного?
– Обычная простуда. Меня можно на «ты». – Она улыбается. Не понимает, что её нельзя на «ты». Никак. – Вам что-нибудь нужно?
Чуть не ответил «останьтесь».
– Поставьте чаю.
– Сейчас!
Птичкой порхнула на кухню.
Что я делаю? Никогда не ем на ночь. Но иначе она прямо сейчас уйдёт в Аннушкину комнату.
Пьём чай. Она не хочет садиться за стол. Я, кажется, повысил голос? Не уверен.
Собирает посуду на поднос. Порываюсь помочь. Улыбается: «Я сама!»
Ушла. С кухни доносится звяканье, шум льющейся воды.
– На столе нож. Возьми его! Порежь палец! – голос совершенно незнакомый. Странноватый, растягивающий слова, даже непонятно, женский или мужской. Я вздрагиваю и оглядываюсь. Никого нет.
– Быстрее! – тон не допускает возражений, это приказ.
На столе лежит нож. Вроде же, Нина при мне положила его на поднос?
Видимо, нет.
Почему-то послушно беру и провожу лезвием по пальцу. Кровь. С детства не терплю крови! Все плывёт перед глазами, мне худо. Больше не думая, откуда мог взяться голос, зову:
– Нина!
Она прибегает, ахает, снова выбегает. Возвращается с бинтом и зелёнкой.
Близко наклоняется к моей руке, обрабатывает ранку – тоже мне, травма, царапина! – что-то шепчет, округляя губы, бинтует. Как мама в детстве… Едва удерживаюсь от желания её поцеловать.
– Спасибо.
– Не за что. Уже не болит? – не знаю, не до пустяков, но отрицательно качаю головой.
– Я пойду?
И снова тот же голос:
– Скажи, что больно!
Вслух говорю:
– Можете идти. Спокойной ночи…
Сердце готово выпрыгнуть из груди.
– Сима! Серафим! Всё хорошо. Ты здесь, в моём кабинете. Это всё случилось почти год назад.
– А? Да-да. Иван, я в порядке. Налей ещё чайку, пожалуйста.
Наконец чашки отставлены в сторону. Иван сосредоточенно хмурит брови.
– Так в комнате никого не было? – вижу-вижу, старик, к чему ты ведёшь. Я признаю, что сам с собой разговаривал, скажу, что всё – сплошные фантазии и душевные волнения, а ты радостно меня выпишешь. Господи, как же хочется домой!
Нет, необходимо разобраться.
Не могу рисковать. Не могу!
…Другой вечер. Зимний. За окном метель, белым-бело. Ниночка тихо, как мышонок, сидит на ручке моего кресла и заглядывает в бумаги через плечо. Невозможно сосредоточиться!
– Малыш, я так никогда не закончу. Дай мне ещё десять минут, а? Договор нужен завтра с утра.
– Я молчу!
– Ты дышишь. Щекотно.
– Перестать?
– Нет. Дыши. – Мне смешно, и я милостив, как никогда.
– Спасибо! – она вскакивает и с хихиканьем бежит прочь. Вот ведь!.. Мне, правда, надо доделать!
Знакомый противный и надоедливый голос. Сколько советов подал мне за это время – не сосчитать! Большинству из них следовать немыслимо. Голос всегда предлагает самые быстро ведущие к цели решения. Рецепты простые, действенные и дикие. Как тот, первый, с ножом.
Порядочность, совесть, любовь и ненависть ему явно не мешают! Он только приказывает. Счастье ещё, что я научился не подчиняться ему, мне это почти всегда удаётся.
– Убей её.
– С ума сошёл? – да, я в курсе, что с воображением спорить бессмысленно, а что делать? Чушь же порет!
– Она мешает работать. Ты хочешь работать. С ней не получится. Догони и убей. Один удар в висок. Милиции скажешь, что упала, тебе поверят.
– Знаю, что поверят. Ты не в себе? Нина мне необходима!
– Тогда ты бы не сожалел о работе. Ты сожалеешь. – Блин, конечно, я сожалею! Но что за безумная логика?!
– Заткнись.
– Убей.
И тогда я иду к телефону и набираю номер Ивана.
– Э-эй! Сима! Серафим! Щедриков! Ты где витаешь? – голос друга возвращает меня к действительности.
– Извини, задумался.
– Слышь, солнце, ты не забыл, что я, ко всему, – психиатр? Я уж начал думать, что чересчур глубоко погрузил тебя в регрессию. Следи немножко за окружающим миром – тебе здесь что, ещё не надоело? По дому, что ли, не скучаешь? По своим? По Аннушке, по Нине! – вот зря ты, Ванька, так на меня наседаешь. Конечно, соскучился. Остро. Как будто мне непонятно, зачем ты варенье принёс! Но всё равно, пока не разберусь…
– Старик, не дави на меня.
– А я давлю?
– А то.
Скрипнула дверь. Единственное существо в больничке, которому наплевать на распорядок и запреты. Кошка Муська. Большая, белая, мягкая, со всё понимающими оранжевыми глазами на курносой персидской морде. На редкость незамутненное существо. До чужих проблем ей дела нет, равно как и до всяческих указаний. Мне бы её натуру, тогда волноваться было бы не о чем.
Кошка, гордо задрав хвост, шествует мимо нас, перед шкафчиком со спортивными трофеями останавливается и легко, явно не в первый раз, поддаёт лапой по стеклу. То послушно отъезжает в сторону, и кошка вся подбирается, явно собираясь запрыгнуть на полку.
– Мусенька, не надо! Опять уронишь что-нибудь! – тон Ивана заискивающе-просительный.
Кошка отталкивается и прыгает, несколько медалей и дипломов летят на пол. Она сидит и лижет лапу. Как красивая дорогая игрушка, среди наградных листов, призов и кубков, безо всякого раскаяния посматривая на нас сверху вниз.
Ваня огорчённо качает головой:
– Ну, я же говорил!
– Слышь, старик… Я боюсь, ты понимаешь? Я не уверен, что всегда смогу противостоять этому голосу. Но что это не фантазии, для меня очевидно. Мне жаль, правда. Но отвлекись, пожалуйста, от медицины. Тут что-то другое. Я не сумасшедший. Знаю-знаю, все так говорят. Попробуй хоть раз мне поверить – не как врач, а как друг. Я же пил эти ваши таблетки, и что? Только голова дурная была. А голос никуда не делся.
