— …двадцать седьмого августа сего года… Год у нас сей? — значит, так и запишем: сего года. Ко мне приехали работники РОНО Мадарась Н. Б. и Степанова К. М. Не предъявив никаких документов, они объявили, что забирают живущего у меня ребёнка. — Документов на девочку у вас нет, так что пусть будет просто ребёнок. — Не слушая моих возражений, Мадарась Н. Б. схватила ребёнка… — так и напишем: «схватила»… — и хотела унести в машину, а когда девочка начала сопротивляться, грубо обругала её и ударила по лицу. — Всё правильно?
— Так, — кивнул Дед.
— …увидав, факт избиения, я грубо обругал Мадарась Н. Б. и хотел забрать у неё девочку, но был остановлен участковым инспектором полиции лейтенантом Зацепиным.
И ведь верно, фамилия участкового Зацепин, по поводу чего часто и зло шутили местные ханыги и любители залезать в чужие дома.
— Верно записано с моих слов, — закончил чтение участковый. — Возражений нет?
— Нет.
— Тогда подписывай. Число ставь завтрашнее, я к тебе завтра должен приехать за объяснением, а я уж сразу, чтобы два раза не гонять. Подписал? Вот и отличненько. Теперь Мадарась из органов опеки вылетит лёгкой пташечкой. Эта стерва всех достала и всюду. За неё даже свои не особо заступаться будут. С тобой и того проще: Мадарась начнёт жаловаться, что ты её избил, а следов побоев нет, только укус на роже детскими зубками, ты скажешь, что не бил, а что на выручку ребёнку кинулся, так это дело святое. Прокурор напишет: «В возбуждении уголовного дела отказать», — и ты чист, аки херувим.
— Капу мне вернут?
— Тут дело серьёзное, — помрачнев, ответил инспектор. — Сам понимаешь, документов нет, где мать гуляет — неизвестно. Скажи по совести: можешь на сто процентов утверждать, что это твоя внучка?
— Насколько вообще мужчина может знать, что это его ребёнок, — не дрогнув, соврал Дед.
— То-то и оно… Девочку-то как зовут?
— Капка. Капитолина, если полностью.
— Красивое имя, и редкое. А теперь скажи, вдруг у Капки есть папа и мама, которых она не помнит, но они её забыть не могут. Что тогда?
— Тогда отдам. Только пусть докажут, что это их дочь.
— В наше время это делается просто. Никаких родимых пятен и фамильных медальонов. Генетическая экспертиза, её не обманешь. А экспертизу делают только в области, и детдома в районе нет. Так что, думаю, девочку прямиком увезли туда.
— Как увезли? А я, что же?
— Что ты? Сейчас в отделение позвоню, за мной машина придёт. Поедешь со мной к следователю, он тебе выпишет направление на анализы.
— Их, вроде, врач выписывает.
— Врач выписывает анализы кала на яйцеглист, а это на генетическую экспертизу. Сразу станет ясно, внучка она тебе или посторонняя девочка.
— И что дальше?
— Дальше смотрим по результатам. Если девочка твоя, это один коленкор, а нет — тогда извини.
Ёкало внутри, но отступать было некуда, и Дед, наскоро собравшись, поехал в райцентр к следователю. Тот опять задавал придирчивые вопросы: и откуда взялась девочка, и что за дочь-бомж, и почему Дед позволил дочери бомжевать, — но направление в криминалистическую лабораторию выдал и даже выписал бесплатный билет на автобус, что для нищего Дедова бюджета было большим подспорьем.
Пока Дед ехал, извёлся, представляя, что делали с Капочкой судейские эскулапы. Тоже ведь не шутка — генетическая экспертиза. Одной крови, поди, ведро выцедят. Оказалось, что крови вовсе не надо: поелозили во рту ваткой — и все дела.
Сотрудника, бравшего мазок, Дед пытался разговорить. Узнал, что результат будет через неделю, и что Капустку привозили сюда же, а куда потом отправили — неизвестно. Её анализы тоже ещё не готовы. А вот телефона Деду не дали, сказав, что результаты будут у следователя. Дед огорчился, но вида не подал, а то понапишут ему таких результатов, что вовек не расхлебать.
Обратный автобус был поздно вечером, так что Дед, найдя адрес областного детского дома, съездил туда. Ничего, кроме новых огорчений поездка не принесла, с Дедом попросту отказались разговаривать. У охранника тоже ничего вызнать не удалось, пришлось возвращаться домой несолоно хлебавши.
В деревне Деду сочувствовали, но ничем помочь не могли. Так и тянулась поганая неделя, пока делались анализы. Хорошо хоть у Марьяши был сотовый телефон, который позволял не гонять в райцентр, расшвыривая последние копейки, а позвонить следователю и участковому, узнать, как там дела.
Странно, вроде бы полиция, которой по определению положено человека ущучивать, отнеслась к нему с пониманием. А ювенальщики, защищающие детей — хуже цепных собак. Хлебом их не корми, а дай отнять ребёнка у семьи.
В положенный срок Дед вызвонил следователя, и тот сказал, что результаты пришли.
— В базе пропавших детей вашей девочки нет, так что тут всё чисто. А с генетическим кодом какие-то непонятки получаются. Вы не могли бы подъехать завтра, я соединил бы вас с лабораторией, у них вопросы есть, я не понял, какие…
— Да, конечно! Автобус завтра идёт, я буду.
В деревню автобус приходил в шесть утра, и в полвосьмого Дед уже мыкался возле казённых дверей. К девяти на службу явился следователь, но ничего не прояснил, сказал только, что сотрудник криминалистической лаборатории сам вскинулся и едет сюда, а до его приезда ничего сказать невозможно. Криминалист приехал на собственной машине только к обеду. Вид у него был потерянный, былая уверенность, с которой он вещал о своей науке, куда-то делась.
— Понимаете, в чём загвоздка… С вами всё в порядке, никаких отклонений не обнаружено. С девочкой вы находитесь в прямом и непосредственном родстве, здесь сомнений тоже нет…
— Когда мне её вернут?
— Это решаю не я. Я могу только выдать справку, что вы близкие родственники. Но как вы объясните, что творится в её генокоде?
— Никак. Я вообще не знаю, что такое генокод.
— Но вы должны знать, от кого у вас дочь, и, в свою очередь, от кого ребёнок у неё!
— Представления не имею, — с веселой злостью соврал Дед. — Я, видите ли, в молодости был изрядным повесой. Жениться не собирался, но дочь не бросал, помогал, как мог. Потому и сохранил какую-то связь.
— Вы что, не знаете имя вашей гражданской жены, и где она живёт, тоже не знаете?
— Как же, знаю. Иванова Людмила. Жила в какой-то общаге в Боровичах. Потом, кажется, переехала, а сейчас и вовсе умерла. А дочь — Анна, тоже Иванова. Бомжует где-то. Объявится, я скажу, что вы интересовались.
Не был Дед в юности повесой, и, хотя девственником тоже не был, но детьми не обзавёлся, о чём потом горько жалел. Потому и прикипел сердцем к чудесно объявившейся Капке. Но не выдавать же тайну её рождения въедливому околонаучному типу? Потому и врал про несостоявшуюся любовь, зная, что Людмил Ивановых в городе Боровичи тридцать лет назад было, что собак нерезаных, а документов по рабочим общагам не сохранилось никаких. Охота — пусть ищет.
