— Подожди здесь, — сказал он собаке. — Я скоро, Рафф.
Сам Гриот ужом скользнул в щель между стенами и пробрался в тайник. Там горел свет. На полу сидел Данн. Он прижимался к прозрачному коробу с книгами, обхватывал его руками и… то ли напевал что-то себе под нос, то ли приговаривал, Гриот не мог разобрать. Он слышал только монотонный, бесконечно тоскливый вой, который так напоминал поскуливание Раффа, оставленного снаружи.
Данн не повернул головы, но прекратил свой напев и спросил:
— Гриот, что ты тут делаешь?
— Пришел посмотреть, все ли с тобой в порядке.
— У меня уже есть один сторожевой пес, Гриот. — Данн встал с пола и высоко поднял свой небольшой фонарь — так, что красноватое сияние падало на одну из страниц, прижатую к прозрачной стенке.
Данн обернулся, и Гриот испугался при виде его лица. Дикое выражение, лицо явно больного человека.
Данн прошел мимо Гриота к выходу и скрылся в проеме между стенами. Гриот остался в темноте. Ему стало страшно. В эту ночь он готов был поверить в то, что тайник охраняют привидения. Он торопливо выбрался из комнаты и увидел, что Данн с фонарем в руках ждет его неподалеку.
— Там воняет, Гриот. Здесь повсюду воняет.
— Ко всему привыкаешь. Наверное, мы привыкли и к запаху.
— А я вот не могу привыкнуть.
— Господин, нам давно пора уходить отсюда.
— Да, пожалуй, ты прав. Но мы еще не узнали все, что можно, из этого хранилища.
Луна скрылась за тучей. Фонарь Данна превратился в красный глаз, горящий в темноте. Снова вышла луна. Над крышами и дворами плыли клочья тумана.
— Ты веришь в привидения, Гриот?
— Я пока не видел ни одного.
— О, да, какой разумный подход к вопросу. Но, положим, мы их чувствуем, тогда их видеть не обязательно.
— И не чувствовал ни одного. Господин… — Гриот предпринял попытку пошутить. — Я бы предпочел не вести беседы о привидениях в таком месте и в такой час.
— Ты всегда такой рассудительный, Гриот. Пойдем.
И Данн двинулся вперед, в сопровождении верного Раффа, к своей комнате. Там он сел на кровать, а снежный пес устроился рядом.
Данн сказал через голову пса:
— Гриот, я не совсем здоров.
— Да, господин, это заметно.
После этого некоторое время Данн молча сидел и перебирал пальцами шерсть снежного пса.
— Господин?
— Что, Гриот?
— А ты можешь сказать, в чем именно заключается твое нездоровье?
— Появился Другой, Гриот. Он хочет взять надо мной верх.
— Понятно.
— И что же тебе понятно? Ты видел Другого. Ты видел его в действии.
— Да, видел. Но сейчас, как мне кажется, его здесь нет.
— Да здесь он, где же ему еще быть! Ведь я же здесь, правда?
Гриот не ответил.
Собака тихо заскулила. На Гриота навалилась усталость. Скоро наступит утро. Ему хотелось пойти к себе, лечь и заснуть.
— Дело в том, Гриот, что им быть гораздо проще. Если бы я позволил себе стать Другим, то мне бы не пришлось больше ни о чем думать. И это было бы замечательно, Гриот.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Гриот присел на низкий табурет рядом с кроватью Данна и зевнул.
— Бедный Гриот, — заметил Данн. — Я знаю, что разочаровал тебя.
— Ничего подобного! — в ужасе воскликнул Гриот. — Да разве такое возможно?
— Я понял это впервые здесь, в этой самой комнате. Тогда же, когда понял, что во мне живет Другой. Раньше я этого не знал. А тебе известно, что я почти предал Маару? Причем это уже было бы не в первый раз. Я ведь однажды проиграл ее — работорговцам. Ты слышал про это, Гриот?
— Нет, откуда?
— Тебе могли рассказать, на ферме. Уверен, Кайра не упустила бы случая поведать обо мне что-нибудь… интересное.
— Но там была Маара. И Шабис. Он никогда не позволял Кайре плохо отзываться о тебе — всегда останавливал ее.
— Ах да, Шабис.
И с этими словами Данн откинулся на кровать. И заснул. Раз — и все. Гриот решился подойти к нему, нагнулся, заглянул в лицо, такое печальное и даже во сне напряженное. Снежный пес лег возле Данна, лизнул его руку.
Глаза Гриота наполнились слезами. Он подумал: «Что же это такое, любовь? Вот этот зверь любит Данна. А меня? Меня Рафф просто знает и не боится. Данн сказал, что ему вполне достаточно одного сторожевого пса. И что же, мне следует стыдиться того, что я веду себя как Рафф?»
Он вернулся в свою комнату, тоже лег и быстро уснул.
На следующую ночь его снова разбудил снежный пес, только теперь его лай раздавался из-за пределов Центра.
Гриот вышел на воздух. Да, Данн был там, и Рафф вместе с ним.
— Опять ты, Гриот?
— Да, господин.
— Я тут всё думаю, Гриот, но как ни стараюсь, не могу понять. Мы с Маарой впервые пришли в Центр вот по этой дороге. Так мы попали сюда, она и я. Но больше мы не идем этим путем. Ты понимаешь, о чем я?
— Нет, господин.
Гриот отметил про себя, что Данн выглядит еще хуже, чем предыдущей ночью.
— И вот по той дороге, что ведет на ферму, я и Маара тоже шли вместе. Она и я — вдвоем. А теперь ее нет со мной.
— Мне очень жаль, господин.
— Ты когда-нибудь терял близких, Гриот? У тебя никто не умирал?
Это был настолько бессмысленный вопрос, что Гриот даже не сразу нашелся, что ответить. Ведь Данн отлично знал его историю.
После продолжительного молчания он наконец подобрал слова, которые были бы уместны в данных обстоятельствах.
— Нет, — сказал Гриот, — у меня никто не умер. Во всяком случае, не так, как… Не как Маара умерла для тебя.
— Ты понял, — заметил Данн тихо, неожиданно рассудительным тоном. — Ты все-все понял. В том-то и дело. Кто-то был рядом. Как Маара была рядом со мной. А потом — вдруг не стало. Ее здесь нет. В том-то и дело, понимаешь, Гриот?
Они стояли лицом к лицу, вдвоем на темной мокрой тропе, сырым ранним утром. Над болотами занимался рассвет. Поднимались туманы. Данн вглядывался в лицо Гриота, а рукой цеплялся за гриву Раффа. Цеплялся слишком сильно — Пес тявкнул.
— Извини, Рафф, — сказал Данн. И Гриоту: — У меня просто не укладывается это в голове, понимаешь?
Данн взывал к Гриоту, клонился к нему, не сводил с его лица горящих глаз.
Гриот ответил:
— Данн… Господин, но мы же знаем: когда люди умирают, они уходят от нас.
— Это точно, — кивнул Данн. — Точно. Ты понял. Пойдем, Рафф. — И он пошагал в свою комнату, и собака рядом с ним.
А еще через несколько ночей Гриота разбудил солдат. Вид у него был взволнованный. Он безостановочно извинялся:
— Прости, капитан, мне очень неудобно тревожить тебя, но мы не знаем, что делать.