Гражданский отрицательно покачал головой.
– Не слышу! – громко произнёс военный сильно дёрнув того за локоть.
– Нэт – с явным акцентом ответил человек.
– Что! – крикнул военный, наклонив ухо к лицу гражданского.
– Нет – повторил гражданский на этот раз без акцента.
Солдат выпрямился и, глядя безумными глазами на полковника с лейтенантом, произнёс – «Я х…ею! Никто ничего не видел, никто ничего не знает, а почти взвода наших ребят нет». У него заметно задёргалась щека. Он снова повернулся к стоящему рядом мужчине и долго смотрел ему в лицо каким-то странным взглядом.
– Х…ли ты улыбаешься? – наконец грозно спросил он – Я говорю – х…ли ты улыбаешься? – ещё громче повторил военный и, взяв мужчину за воротник, поднял и сильно тряхнул его в воздухе. Затем он швырнул его на землю и вскинул автомат.
В это время из общей толпы людей, стоявших у машин, отделились двое военных и бегом направились в их сторону.
– Отставить, Антипов! Отставить! – кричал один из них. Однако эти окрики на Антипова совсем не подействовали: он передёрнул затвор и направил ствол на лежащего мужчину.
– Стоять! Сергей, стоять! – что есть силы завопил бежавший.
В это время полковник в два прыжка оказался рядом с Антиповым. Левой рукой он схватил автомат за ствол и отвёл в сторону, а правой вцепился в шею Антипову.
Секунд через пять он отпустил его. Военный попятился назад, однако, сделав заплетающимися ногами всего лишь несколько шагов, спиной упал на землю. К этому времени подобрали бежавшие. Тяжело дыша, они остановились возле лежащего солдата.
Автомат всё-таки успел дать короткую очередь и пуля задела мужчину: тот корчился от боли и глухо стонал.
– Капитан Комаров! – мощный бас полковника был похож на раскат грома – Ты почему не работаешь с личным составом?!
– Я работаю – ответил Комаров глядя на полковника. Вдруг полковник резко швырнул в капитана автомат Антипова, который держал в руке.
Надо отдать должное Комарову: он среагировал и в воздухе перехватил летящее на него оружие.
– Ни х…я ты не работаешь! – продолжал орать полковник – Завтра сюда понаедет куча «воронья». «Айсберги, Вайсберги, Рабиновичи разные там…». И они будут изгаляться перед объективами. Им ведь до п…ды, что здесь лёг взвод наших солдат. А вот что военные стреляют в мирных жителей – это уже мировая трагедия. Ты это понимаешь?
– Разберёмся – небрежно произнёс капитан, опуская вниз автомат.
Полковник резко обернулся и подошёл к Комарову почти вплотную.
– Никто не будет разбираться, капитан – скороговоркой проговорил тот – Что бы прикрыть чью-то задницу тебя вываляют в дерме и отправят под трибунал.
– Это уже не ваша забота – довольно грубо ответил капитан – вы за собой смотрите. Мы ещё не все дома проверили, а вы без бронежилета ходите.
– А вот это уж точно не твоё дело – как-то обиженно произнёс полковник, развернулся и пошёл прочь.
Лейтенант последовал за ним.
Капитан Комаров искоса смотрел вслед удаляющимся и тихо, скорее больше с иронией, чем злобой, проговорил – «Морда в мыле в жопе ветка это в бой идёт разведка».
Антипов тем временем зашевелился, привстал на локте и закашлялся. Но он, оказывается, не просто кашлял, он плакал. Плакал почти в открытую, навзрыд.
– Ну, ну… Серёга. Всё нормально, всё хорошо – капитан Комаров присел возле него, обнял за плечи, начал успокаивать. Вдруг Антипов замолчал и диким взглядом посмотрел в лицо капитану.
– Я хочу кого-нибудь убить… – тихо произнёс он и после небольшой паузы повторил то же самое, но уже громче – Мне надо кого-нибудь убить… – и в следующее мгновение, схватив капитана за одежду, выкрикнул ему в лицо – Дай мне кого-нибудь убить!
– Хорошо, хорошо – спокойно ответил капитан, похлопывая его по плечу – ты потом убьешь, кого захочешь. А сейчас вставай. Тебе надо отдохнуть, успокоиться. Мы сейчас пойдём к Шишкину, он даст тебе таблеточек, ты примешь их и успокоишься. Ты же ведь устал.
Посёлок Аше-Рук был не большой, но растянутый. Дома вдоль центральной улицы размещались не плотно. Меж ними имелись довольно большие пространства поросшие кустарниками, над которыми возвышались деревья – где акации, где каштаны, где тополя. В большинстве своём это была неровная местность, с разбросанными валунами, рвами, впадинами и возвышенностями.
Полковник с лейтенантом уходили в гору, вершина которой была густо поросшая барбарисом.
Андрей последовал за ними. Пошёл как обычный человек, на которого в данный момент, просто, никто не обращал внимания. Пошёл обычным человеческим шагом, будто бы живьём присутствовал там.
Они как-то вскользь, при разговоре, упомянули его фамилию и поэтому он принял такое решения.
Какое-то время военные шли молча. Наконец полковник заговорил первым.
– Лейтенант, ты случайно не еврей?
– Нет – коротко ответил тот.
Они снова прошли молча метров десять.
– Ты, наверно, думаешь, что я еврей? – снова спросил полковник.
– Не думою я… – ответил лейтенант и вдруг добавил – Но даже если это и так, то, что здесь меняется?
– Я забыл – как твоя фамилия? – полковник наморщил лоб, глядя в сторону лейтенанта.
– Антонов – все в той же манере ответил лейтенант.
– Ну, конечно! – полковник, словно чему-то обрадовался – Антонов, сын Антона…. Здесь всё понятно. А вот моя фамилия Кицысов. Что она обозначает – не знаю. И эта буква «ы» после «ц». Когда пишут – всегда путают. Помнишь в школе правописание буквы «ы» после «ц»? «Цыган сел на цыпочки и сказал цыплёнку цыц». Меня в школе дразнили – «Цыган Кицысов сел на цыпочки и сказал цыплёнку цыц». Лейтенант, а ты обращал когда-нибудь внимания, что евреи, сами про себя рассказывают далеко не безобидные анекдоты? Как ты думаешь – почему?
Лейтенант пожал плечами и, немного подумав, ответил – «Наверно, что бы таким образом узнать реакцию окружающих».
– Зачем?
– Что бы знать, как они относятся к евреям.
– Логично. Ну а как ты думаешь, почему Гитлер их не любил?
Лейтенант вдруг остановился, и какое-то время пребывал в глубокой задумчивости.
– А это не Гитлер их не любил, это Германское общество того времени их не любило.
– Хорошо, пусть будет общество. Так за что же их это общество не любило?
– Я думаю, политическая ситуация того времени, сложилась не в пользу Германии. Версальский договор был для немцев унизительным и оскорбительным. В то время, когда немцы чувствовали себя униженными, евреям это всё было безразлично. Их обособленность, практичность и прагматичность не могли не раздражать германское общество. А Гитлер, просто отображал настроение и взгляды этого общества. Вот и всё.