А может быть, Деллахи и преувеличивает...
Скрип вёсел, тяжёлые всплески воды в абсолютно непроницаемом мёртвом тумане делали существование двух человек в лодке совершенно нереальным. Ветер, дующий с материка, доносил запахи гари, жжёной резины, отработанного керосина и смерти.
- Затерянный мир, - произнёс Липси, переводя взгляд на лицо Деллахи.
- А?
- Затерянный мир, говорю. Понятие такое. Об уголках земли, где ещё не ступала нога человека. О местах, потерявшихся где-то во времени и пространстве.
- К чему это вы, Л-лэ-э-липси?
- Не понимаете? Я говорю о Земле. Земля превратилась в затерянный мир. Мёртвый. А мы — её первые... как это назвать... посетители, в общем. Наш след будет первым на этом куске мёртвой планеты. И единственным. И последним.
- Н-ну, это вы... Н-не так мрачно, Л-липси. Н-не думаю, что всё к-кэ-э-кончено.
Липси пожал плечами.
- Надеюсь, - сказал он. - Очень на это надеюсь.
Весло ударилось во что-то мягкое. Вынырнула из буруна воды безглазая собачья голова. Следом явилось полусгнившее и почти совершенно голое тельце пинчера. Деллахи проводил труп взглядом, сплюнул за борт.
- Вы убьёте меня? - спросил Липси.
- Н-нет, - отозвался Деллахи, не поворачиваясь. - С-сэ-э... с чего бы?
Вдали стали видны очертания земли. Они едва просматривались через густой туман. Где-то здесь должна быть деревушка Лливенли, если Деллахи не ошибся. И если от неё что-нибудь осталось.
Он старался грести не очень быстро, чтобы не напрягать лёгкие. Каждый вдох в этом густом, как кисель, тумане грозил стать последним. Так что, когда лодка дошла до берега, уже подступал вечер. Определить это можно было только по часам, потому что внешне время суток в этом мире вот уже несколько недель как срослось в один грязно-серый ком, в котором не различить было ни утра, ни вечера, ни дня...
Лодка клюнула носом берег. Деллахи сложил вёсла, с которых капала густая зеленоватая муть. Натянул резиновые сапоги Маклахена — на пару размеров бы поменьше. Нахохлившийся Липси, кажется, так и не понял, что они доплыли — сидел уткнувшись носом в брезент и, кажется, спал.
Им повезло — они вышли точно на деревню, судя по маленькому лодочному причалу, очертания которого едва-едва выступали из тумана метрах в ста левее.
Не доносилось со стороны деревни ни собачьего лая, ни пения птиц, ни задушевного коровьего голоса. Тишина стояла такая, что слышно было скрип нерадостных мыслей, едва продирающихся сквозь мозги.
Липси завозился под брезентом, огляделся. Лицо его было смертельно бледно, а глаза осоловели, будто он не из дремоты вынырнул, а кое-как выполз из глубокого обморока или летаргического сна.
Деллахи, не говоря ни слова, перешагнул его ноги, выбрался из лодки.
- Выходите, нужно втащить её на берег, - сказал он.
Кряхтя, на скрюченных затекших ногах Липси кое-как перебрался на сушу. Вдвоём они долго втягивали лодку на галечную отмель, сторонясь ржавой морской волны, которая норовила лизнуть ноги.
Запыхавшийся Липси, мотая головой и тяжело дыша, присел на борт. Деллахи бросил на него мимолётный взгляд и пошёл в сторону деревни.
- Эй! - позвал Липси. - Передохнём.
Но Деллахи не оглянулся. Через пару минут услышал за спиной торопливый топот испуганного весельчака. Да, остаться одному в этой жёлтой влажной каше ядовитого тумана...
- Вы что, просто вот так возьмёте и бросите лодку? - пропыхтел Липси, поравнявшись с Деллахи.
- Б-боитесь, кто-нибудь у-угонит?
- Но-о... - начал было тот, потом усмехнулся: - Да, я сморозил чушь.
Деревня была пустынна и мертва — это стало ясно сразу, едва они вошли в неё. Ни один дом, похоже, не был разрушен, ни один забор не повален, но и жизни в этом поселении не было. Улицы, покрытые толстым слоем запекшегося и заледеневшего пепла не хранили на себе ни одного следа ноги, ни в одном окне не видно было бликов горящей свечи или керосинки. Стоял тяжёлый запах тухлого мяса, выносимый, наверное, ветром из коровников и собачьих будок.
Деллахи свернул в ближайшее подворье, когда-то бывшее ухоженным и наверняка богатым.
Коровник был пуст. От клеток крольчатника ветер доносил тяжёлый смрад разложения. В курятнике стояла абсолютная тишина.
Он поднялся на крыльцо дома, толкнул дверь. Та податливо открылась. Из дома пахнуло трупным запахом, который немедленно отшиб всякое желание входить.
Потоптавшись на крыльце, не обращая внимания на Липси, Деллахи спустился, сел на нижнюю ступеньку.
- Ну, и? - произнёс Липси, останавливаясь рядом.
- Ну, и, - пожал плечами Деллахи.
- Надо было плыть в Сент-Брайдс. Или в Милфорд-Хейвен.
Деллахи, не отвечая, поднялся, вышел на улицу. Вслед за ним пошёл снег — внезапно посыпался с неба, разгоняемый ветром, таял на лице и руках тяжёлыми грязными каплями.
В каком-то проулке под ботинком Деллахи вдруг протяжно и тонко засвистело. Свист вонзился в полную тишину иглой, ударил по нервам. Липси испуганно вскрикнул, шарахнулся в сторону. Деллахи быстро поднял ногу, вглядываясь в почерневшую соломенную труху и пепел.
Там лежал жёлтый и грязный резиновый утёнок с дырочкой-свистулькой в боку. Красный клюв. Чёрные глазки удивлённо смотрели на обидчика. Деллахи долго рассматривал игрушку, и в сердце его плескалась холодная пустота. Нет, он не верит в приметы и намёки судьбы. Да и не намёк это, а так... Поднял утёнка, отёр грязь, сунул игрушку в карман. Так лучше.
Следующая улица, в которую они свернули, вела к церкви, едва различимой в сгущающемся снежно-пепельном мраке. Они прошли половину, когда увидели...
На скамье у ограды сидел старик. Абсолютно лысый, тощий, измождённый старик в чёрных брюках, чёрном пиджаке и чёрной же рубашке. Вся одежда висела на нём мешком — куплена лет десять назад, когда тело его ещё не усохло до состояния жерди. Глаза старика неподвижно глядели на окно дома, стоящего напротив, и только губы беспрестанно шевелились — он что-то бормотал себе под нос.
Старик не обратил на Деллахи никакого внимания, когда тот подошёл, опустился перед ним на корточки и заглянул в глаза.
- Здравствуй, отец, - тихо произнёс Деллахи, чтобы не испугать старика. - Ты как здесь?
Старик не шевельнулся, не перевёл взгляда. И губы его не остановились в своём движении — продолжали что-то шептать.
Тогда Деллахи, поразмыслив минуту, поднялся и поднёс ухо к самому рту старика, в уголках которого собрались белые пятнышки пенистой слюны.
- ...он тогда молодой был совсем, - едва расслышал Деллахи, - всё бегал и бегал по полям как селёдка по волнам где только ни находили его мать-то ему бывало и палкой так надаёт что из кожи впору сапоги шить а ему что шло что ехало всё не унимается каждое утро бывало под окном свистит собака у него была была была точно помню а как звали не помню ты помнишь нет...
