что неразбериха каким-то образом прекратилась и события стали развиваться по первоначальному плану. И даже не удивлялся этому. Пусть удивляется Оути. А того и вправду ждала неожиданность – перехватив засадный отряд, он не предполагал, что у Сайондзи оставались люди в резерве. Так что, когда молодой Амэхира, а точнее, советник со своими людьми ударили по тылам противника, неразбериха началась уже в рядах канцлерской армии.
Князь, которому подвели свежего коня, пытался пробиться к Окинои – и это никак не удавалось. Он был готов увериться, что перед ним и вправду призрак. Знакомая фигура перемещалась по полю сражения с удивительной быстротой, то пропадая из виду, то вновь появлялась. Стрелы и копья, летевшие навстречу, не причиняли ей вреда, еще сильнее укрепляя уверенность, что это выходец из иного мира.
Оути, пытаясь остановить своих людей, покинул ставку, вышел в поле – и совершил ошибку. Все вассалы Сайондзи желали головы вражеского командующего, но Мурата Дзингоро жаждал не славы, а мести. И он ее получил.
Когда Дзингоро вскинул руку с отрубленной головой Оути, случилось то, что обычно случалось в таких случаях – войско, потерявшее командующего, кинулось врассыпную.
Победа была одержана, но Амэцуна знал, кому этим обязан. Однако Окинои нигде не было видно. Никто этому не удивлялся. Призрак явился помочь своему клану, а после победы вернулся в царство мертвых. Так говорили в войске Сайондзи.
Вокруг Амэцуны вновь стали собираться вассалы. Подъехавший Амэхира спешился, опустился перед отцом на колени.
– Я виноват, ваша светлость и приму любое наказание. Если вы прикажете, я лишу себя жизни.
То же повторил и советник.
Все мы совершали ошибки, хотел было сказать Амэцуна. Но так мог сказать отец сыну, а он был сейчас князем на поле битвы.
– Мы обсудим твой проступок позже. Возвращайся в замок. Сражение выиграно, но война еще не закончилась. Тебе, – он глянул на советника, – я поручаю подсчитать потери и позаботиться о людях. – Он снова обвел взглядом вассалов и увидел, что к ним присоединился преподобный Сэйси. – А у меня есть еще дело. Я обязан поблагодарить богов.
Когда они остались вдвоем с Сэйси, монах сказал:
– Вы угадали. Мне сказали, что всадник, похожий на Окинои, направился в сторону нашего храма.
– Едем, – распорядился князь.
– Ваша светлость, наступает ночь, а люди устали.
– Пусть отдыхают. Поедем только мы.
– …И, мне кажется, Окинои избегает встречи с вами.
– Вот именно. Если мы промедлим, Окинои снова скроется, и мы больше не увидимся.
Сэйси был прав, и князь был прав. Он очень устал, и, хотя не получил ранений, тело ныло от ударов и падения. Какое-то время он дремал в седле, благо двигались они шагом. Добрались до храма на рассвете. Лошади у коновязи не было, но это ничего не значило. Конь мог пасть, его могли отпустить на волю…
В храме тоже было пусто, но приглядевшись, князь увидел на каменных плитах то, чего опасался – бурые, уже подсыхающие потеки. Это кровь уж точно не принадлежала, как тогда, домашней птице или животному. Призраку нипочем летящие стрелы, но человеку…
– Вниз!
Но и внизу, в подземелье, никого не было. Даже когда настоятель принес факел, тот освещал лишь пустоту. Но где же, где Окинои? Она ранена, и не могла уйти далеко.
Князь пробормотал то, что слышал вчера от воинов.
– Призрак вернулся в царство мертвых.
Сэйси вскинул на него взгляд.
– Между храмом и гробницами князей есть подземный ход. Я им никогда не пользовался, но прежний настоятель показал мне.
– Для чего он?
– Не знаю, его сделали при первых князьях… а то и раньше.
Детство Окинои прошло в этом храме, она должна была знать о тайном ходе.
– Где он?
– Дальше… за этим подземельем есть еще переход.
Князь взял факел из рук настоятеля.
– Туда я пойду один.
Родовые гробницы были не так далеко, за рощей, но от усталости, недосыпа, из-за неверного света факела Амэцуне казалось, будто он шел под землей много часов. Затем факел высветил земляные ступени, ведущие вверх. Лестница была невысока, и там, куда он попал, был открыт доступ воздуху – его дуновение загасило факел. Хотя тот уже не был нужен – свет сюда тоже проникал. Теперь Амэцуна понимал, где он – в гробнице своего деда Масахиро.
Гробнице Окинои.
А потом он увидел ее – она лежала на полу, привалившись к каменному постаменту. Пробитый во многих местах доспех она сумела снять, кое-как перетянула раны. Но это было бесполезно. Амэцуна не был воином, но он давно жил на свете и повидал умирающих.
Только издалека, только в горячке боя можно было счесть, что лицо это не изменилось. Но все равно, это была она. И она улыбалась.
– Мы все же встретились.
– Я приведу лекаря…
– Нет. Никто не должен знать. Да и не надо. – Она закашлялась, изо рта ее хлынула кровь, потекла по подбородку. – Смешно, – просипела она. – Это мое прежнее притворство… Боги слышат нас и превращают нашу ложь в правду.
– Ты не должна умирать.
– Так лучше… теперь я стану духом-хранителем, и Сайондзи долго будут в безопасности.
– Это я виноват… если бы я рассчитал все правильно…
– Ты все отлично придумал. Из тебя получился хороший князь. Теперь ты обойдешься без меня. Простимся снова.
Он сел рядом, взял ее руку. Хотел спросить – где была все эти годы? Почему не давала о себе знать? И как случилось, что узнала о происходящем и поспела вовремя? Но вместо этого сказал пустое – совсем пустое в такую минуту.
– Я прочел ту книгу. Почему ты сказала, что она плохо заканчивается? Там счастливый финал.
Тускнеющие глаза внезапно яростно блеснули.
– Конечно, плохо! Каково той, что была воином и видела большой мир, затвориться в тесноте женских покоев?
– Но она стала императрицей.
– Это и есть самое печальное. – Окинои из последних сил приподнялась, выплевывая кровь вместе со словами. – Она должна была стать великим министром!
Примечания:
Торикаэбая-моногатари – анонимный японский роман ХII века.
Сикигаку – другое название театра но.
Мотодзитэ – в пьесах но роль сверхъестественного существа: божества, демона, призрака, ведьмы. Эту роль исполнял ведущий актер труппы – ситэ.
Леонид АШКИНАЗИ
РОДИТЕЛИ, ШКОЛА, ДЕТИ…
