нереализованной мечты отца. Нашёл под ногами выброшенную кем-то зажигалку.
Соврал классик, что рукописи не горят. Наверняка выдавал желаемое за действительное, как часто поступают творческие люди. Рукописи прекрасно горят.
Гоша поджёг повесть про друзей-физиков и огонь, сначала лениво, потом всё охотнее, начал её пожирать. Он засмотрелся на пламя. Взял следующую стопку. Света луны явно не хватало, чтобы осветить тексты, пришлось включить фонарик на телефоне.
Он быстро читал по одному листу, тут же скармливая прочитанное ненасытному огню.
После повести про шамана, выбирающего ученика среди трёх пришедших на его «зов» юношей он прочитал про мусорный остров, на который вывозили поломанных роботов, и они создали своё государство. Потом – про трёх бессмертных воинов Тамерлана, получивших дар от найденных в степи осколков метеорита. Самым любопытным из них был Распутин, который, благодаря фантазии папы, дожил до наших дней.
Он был последним читателем отцовских произведений. Больше никто не сможет их критиковать, писать язвительные рецензии. Больше никто и никогда их не прочитает.
Налетевший ветер играл горящими листами. В небо поднимался серый пепел. Гоша почему–то подумал, что это похоже на индийскую погребальную церемонию.
Глава 34
Из Голливуда пришёл очередной отказ. Марк смотрел на письмо со стандартной формулировкой: «Благодарим за интерес к нашему отделу, но в настоящее время штат авторов укомплектован».
– Облом?
Оказывается, письмо на экране через плечо прочитала Анаэль.
– Да. Как обычно.
– Всё-таки, я тобой восхищаюсь, Марк.
Молодой уже Редактор вопросительно посмотрел на неё.
– Ты не скрываешь своих целей и просто идёшь к ним. У тебя нет ничего святого, хотя я точно знаю, что здесь, это невозможно.
– В чём же ты находишь аморальность моих поступков?
– Ты строишь карьеру в московском офисе, подрабатываешь в индийском, водишь дружбу с Люцифером, куришь с Петровичем и при этом ничего не скрываешь.
– А почему я должен что-то скрывать? – Марк искренне удивился.
– Ну, как минимум для того, чтобы быть своим. Ты же временщик. Ты и к авторам относишься, как к бездушным шестерёнкам.
– Неправда.
– Назови десять авторов, с которыми ты работаешь.
– Матвей, Петрович, – Марк задумался.
– Они не работают с тобой, если что. Они остались в «учебке».
– Слушай, ну я не помню так сразу.
– Вот об этом я и говорю. При этом у тебя наверняка на стене висит «пирамида» карьерного роста, на которой ты уже заштриховал нижние два уровня.
Анаэль забавляло наблюдать за Марком. Она сказала, конечно, наугад, но, похоже, попала пальцем в небо. У ангелов её уровня такое бывает очень часто.
– Ты сценарии-то ещё пишешь?
– Конечно, пишу!
– Сколько в этом месяце?
– Шестьсот страниц.
– Я про людей. Скольким людям ты написал сценарии?
– Кажется, шесть или семь.
– Вспомни любимую часть.
– Да они все хорошие!
– Ты же автор! Наверняка, есть что-то, что ты особенно выстрадал, заковыристая задумка, неожиданный твист.
– Анаэль, чего ты хочешь?
– Чтобы ты писал с любовью.
– Я пишу без ошибок. Этого мало?
– Для меня да.
Марк хотел ответить что-то язвительное, но у него промелькнул план мести за унижение. Он сжал губы.
– Не злись. Я говорю тебе это потому, что ты мне небезразличен. Что-то в тебе есть незаурядное. Хочешь в Голливуд?
– Конечно!
– Сегодня пришла одна вакансия, могу поделиться.
– В чём подвох?
– Адимус.
– А подвох-то в чём?
– Ты просто не знаешь его так долго, как я.
– Так он кого приглашает?
– Он открыл вакансию, давно, и держит её для меня. Могу уступить.
– Это возможно?
– Для меня – да. Но учти, что ты не будешь там писать ванильные истории для детей даже мало знаменитых актёров и андеграундных режиссёров. Ты будешь писать заурядные судьбы для детей нелегальных мигрантов из Мексики. Но шанс есть всегда! Напишешь талантливо, и твой подопечный станет, как Киану Ривз.
– Я напишу.
– Марк. Писать надо не много, а хорошо.
– По-твоему я плохо пишу? Или ты считаешь, что признак таланта – это постоянный срыв сроков, из-за чего приходится сдавать чистые листы?
Анаэль злобно посмотрела на Марка.
– Никто, слышишь, никто и никогда не сдавал чистые листы в производство. Если тебе что-то когда-то показалось, это ничего не значит. Есть правила, законы, которые неотвратимо и беспощадно карают даже за обсуждение такой возможности.
– Значит, мне показалось.
