– Там фамилий нет, конечно, но я поняла, – сказала Настя.
– Михаил не знал одной печальной вещи, – сказал я. – Моя жена меня обманывала. Ребёнок, которого я считал своим, был от другого человека. Так что никакой анализ ничего не скажет… и слава Богу…
Настя нахмурилась. И посмотрела мне в глаза.
– Нет, – сказал я.
Настя кивнула.
– Да нет же! – воскликнул я. – Чёрт возьми, нет, она сказала… дай конверт!
– Вон же он, на столике… – тихо произнесла Настя.
Я схватил конверт, вытащил листок, развернул.
Уставился в ровные строчки распечатки.
«Анализ проводился стандартным методам по четырнадцати локусам…»
– С чего ты решил, что твой ребёнок – не твой? – спросила Настя.
– Ольга сама так сказала… – прошептал я одними губами.
– Когда?
– Мы… мы были в доме… надо было выбираться, бежать… она решила запереться в музее, там рядом музей был… а я настаивал, что надо прорываться…
– И она сказала, что ребёнок не твой?
– Да.
– Денис… – Настя подошла и осторожно обняла меня. – Поверь, женщины часто врут, когда говорят мужчине, что ребёнок – от него. Но бывает и так, что они врут, когда говорят, что ребёнок от другого. И это случается не реже.
– Зачем, – сказал я. – Ну зачем?
– Она думала, что так безопаснее, – прошептала Настя. – Для ребёнка. И ради того, чтобы его защитить, соврала тебе.
– И что мне теперь делать? – спросил я, будто хоть кто-то в мире мог ответить.
– Вначале – поесть, – ответила Настя.
Суп был вкусный.
Кажется.
Хотя я его делаю по-другому. Не каждую субботу, конечно, это я соврал. Но иногда делаю. Мне нравилось иногда готовить самому. Что-то неожиданное для холостяка.
Я ел суп и смотрел на Настю.
А она смотрела на стену. На портрет Ольги с ребёнком на руках.
– Ты ведь на самом деле никогда не верил в то, что она сказала, – внезапно произнесла Настя. – Иначе не повесил бы эту фотографию.
– Поверил, – пробормотал я.
– Нет, – беспощадно сказала Настя. – Не ври себе, Денис. Тебе хотелось в это поверить, потому что так было… легче. И ребёнок не твой, и жена обманщица. Но ты бы не смотрел каждый день на это фото. Ты на самом деле всё понимал. Но делал вид, что поверил.
– Как-то сложно, – пробормотал я.
– А мы, люди, вообще сложные. Это кваzи у нас простые. Что ты будешь делать?
– Это мой вопрос…
– Да, и ответ тоже твой.
– Не знаю, – сказал я и отложил ложку. – Вкусный суп. Спасибо. Я не знаю, Настя. Тут же проблема… Михаил…
Она нахмурилась:
– Ты думаешь, раз он спас ребёнка, то твоя жена… её…
– Да.
– Может быть, кто-то другой её… убил? – осторожно спросила она. – А он спас.
– Нет, – сказал я. – Не спрашивай почему. Но тут я почти уверен. Это не как с сыном. По-настоящему уверен.
Настя молчала, водила пальцем по столу. Потом сказала:
– Слухи такие ходят… Что восставшие возвышаются, если они убивают человека. В них как бы душа… переходит…
– К сожалению, не так всё романтично, – ответил я. – Тут душа ни при чём. Но… да. Ольгу убил Михаил. А потом обрёл разум и спас сына.
– Как его звали… зовут? – поправилась Настя.
– Найд, – мрачно сказал я.
– Нет, я имею в виду настоящее имя.
Я потёр глаза.
– Самое обычное имя. Александр. Саша.
– Хорошее имя, – сказала Настя.
– Он – Найд, – ответил я. – И этого уже не изменить. Его вырастил старый мертвяк, убивший и сожравший его мать. Что мне с этим делать? Как жить? Да лучше бы…
Рука Насти мягко, но твёрдо легла мне на губы.
– Молчи, – сказала она. – Не надо говорить того, за что будет стыдно. Твой сын жив. Его вырастил другой человек, но не так уж и плохо. И он ещё ребёнок. Он может стать твоим сыном. Или хотя бы ты можешь стать его отцом.
Я молчал.
– Михаил знает? – спросила Настя, убирая руку.
– Нет, он не видел результатов. Хотел, чтобы я принял решение. Но… – Я вздохнул. – Он сказал… Найду. Тот уверен, что я его отец. Видишь ли, он привык, что Михаил всегда прав.
– Он и оказался прав, – кивнула Настя. – Так, Денис. Вытри сопли. Найди фото Ольги. Что-то ещё… что может быть важно для ребёнка. И езжай к ним.
– Я сказал, что не хочу никогда видеть Михаила! – попытался возразить я.
– Ты ошибся. Тебе придётся его видеть. Ради сына. Если хочешь, я сама ему позвоню… только у меня нет номера.
Я протянул Насте свой телефон, встал.
– Пойду соберу… фотки.
– Как он у тебя забит в трубке? – спросила Настя. – Как «Михаил» или как «Бедренец»?
– Как «Мертвяк», – мрачно ответил я.
С первых же часов похода Борис взял надо мной опеку. Уж не знаю, чем я приглянулся этому бравому и грубоватому сержанту, профессиональному вояке, прошедшему и Донецк, и Днепропетровск, и Сирию, и Кипр. Может быть, напоминал младшего брата, про которого он как-то обмолвился. А может быть, его самого – в молодости.
Как ни странно, после школы он год отучился в университете, а уже потом ушёл служить срочную службу и остался на контракте.
– Пять дней – это много, – рассуждал Борис ещё в пути, когда мы тряслись в кунге военного грузовика. – Даже взрослому мужику выжить среди этих тварей нелегко. Но с другой стороны, – он крепко хлопнул меня по плечу, – мать – это мать. Ты не представляешь, на что женщина может пойти ради ребёнка.
Я хмыкнул что-то нечленораздельное.
– Не думай, студент, я тебя насквозь вижу, – продолжал Борис. Достал сигареты, закурил. Остальные вояки посмотрели на него неодобрительно, в кунге курить было не принято, но Борис тут был на особом положении. – С женой у тебя не сложилось, верно? Что-то не так у тебя с ней. Либо ты загулял, либо она… уж не обижайся. Ты за ребёнка волнуешься.
– Да, – сказал я, просто чтобы он отвязался.
– Может, я и жестокую вещь скажу, – продолжал Борис. – Но нам, мужикам, в этом проще. Мы в крови и муках не рожаем. Сунул, вынул и пошёл. Конечно, своя кровь – это святое. Но по большому-то счёту… женщины – они всегда к дитю ближе. А мы дальше.
Выдав эту потрясающей глубины философскую мысль, Борис сделал театральную паузу. Затянулся. И сказал:
– Вот потому, не чувствуя глубинной, природной связи со своими отпрысками, мы, мужики, должны разумом понимать свои обязанности. Воспитывать, защищать… Женщина – на инстинктах. Как животное. Мы – от разума. Как люди. Так уж устроила это мать-природа!
Случись среди нас феминистка, она бы завопила от возмущения. Но феминисток не было, и женщин вообще. Одни мужики.
