Они дошли до большого углубления в восточной стене как раз тогда, когда солнце — этот испепеляющий шар золотого огня — повисло в зените. Сразу видно, девушки разбили лагерь и просидели день или два в пещере, уходящей в недра скалы футов на сорок. Среди палаток Томас заметил кострища и кучку мусора возле выхода. Отряд дожидались всего три девчонки — значит, ловить Томаса Группа «В» отправилась почти целиком.
С мечами, ножами и мачете? И правда глупо. Хватило бы нескольких человек.
По пути Томас узнал кое-что: темнокожую звали Гарриет, а ту, что постоянно терлась рядом с ней, светло-русую, с белоснежной кожей, — Соня. И судя по всему, до прибытия Терезы они были за главных. Вели себя по-командирски, однако решение принимали с оглядкой на Терезу.
— Так, давайте привяжем его вон к тому страшному дереву, — указала Тереза на белый как кость дуб, давно уже мертвый, но все еще цепляющийся корнями за каменистую почву. — И надо бы его покормить, не то будет ныть и не даст нам поспать.
Ну это она маху дала… Не важно, что Тереза задумала, — приказы ее становятся все глупее. И плевать, что она говорила вначале. Томас ее ненавидел.
Он не сопротивлялся, когда его привязывали к дереву поперек торса, оставив руки свободными. Потом вручили несколько батончиков мюслей и бутылку воды. Никто не разговаривал с ним, не смотрел ему в глаза. Девчонок вроде даже одолевало чувство вины. Уминая мюсли, Томас внимательно оглядывал лагерь: его обитатели укладывались спать. Что-то здесь было не так.
Тереза, похоже, совсем не притворяется. И не притворялась. Заставила верить ей, а сама… хочет в точности исполнить приказ от…
Внезапно Томас вспомнил надпись на табличке у спальни Терезы: «Предатель». До сего момента Томас о ней и не думал. Теперь-то почти все ясно!
ПОРОК — вот кто главный. Он последняя надежда обеих групп на выживание. Согласилась ли Тереза на условия Создателей? Готова ли спастись вот таким способом? И что Томас сделал ей дурного? Может, ПОРОК промыл ей мозги? Заставил возненавидеть друга?
Да еще татуировка на шее и знаки в городе. Татуировка предупреждала о смерти, знаки говорили, что Томас — истинный лидер. Табличка у спаленки возвещала об иной опасности.
И вот Томас беспомощен, привязан к дереву, а девчонки вооружены до зубов. Хорошенькое дельце.
Вздохнув, Томас закончил есть и почувствовал себя немного лучше. И хотя он не видел картины в целом, но знал, что близок к разгадке и что бежать из лагеря не получится.
Гарриет и Соня, не спуская с Томаса глаз, устроили себе постели неподалеку. И вновь в их взглядах Томас заметил то же самое виноватое выражение. Значит, можно побороться за жизнь…
— Вы ведь не хотите убивать меня? — спросил он таким тоном, будто поймал девчонок на горячем. — Вы прежде кого-нибудь убивали?
Гарриет как раз готовилась положить голову на валик из скатанных простыней. Услышав его вопрос, она приподнялась на локте.
— Если верить Терезе, то мы из своего Лабиринта смотались на три дня раньше, потеряли меньше людей и прикончили куда больше гриверов. Думаю, убить одного никудышного пацана не намного сложнее.
— А как же совесть? — Ну хоть это-то должно на них подействовать.
— Переживем. — Гарриет показала Томасу язык — реально показала язык! — и, опустившись на убогое ложе, закрыла глаза.
Соня села по-турецки. Кажется, спать ей совсем не хотелось.
— Выбора нам не дали. ПОРОК сказал, что это наше единственное задание. И если его не выполнить, в убежище нас не пропустят. Мы умрем в пустыне.
Томас пожал плечами.
— А, понятно. Жертвуете мною ради собственного спасения. О-очень благородно.
Соня вперила в Томаса долгий взгляд, и парню стоило огромного труда не отвести глаз. Наконец девушка легла и повернулась к нему спиной.
Подошла Тереза — с перекошенным от злости лицом.
— Вы о чем треплетесь?
— Ни о чем, — буркнула Гарриет. — Скажи ему: пусть заткнется.
— Молчать, — велела Томасу Тереза.
Томас саркастично фыркнул.
— А если не замолчу — тогда что? Прикончишь меня?
Не отвечая, Тереза невыразительно посмотрела на него.
— Откуда такая ненависть? — спросил Томас. — Что я тебе сделал?
Соня и Гарриет разом обернулись, глядя поочередно на Терезу и на Томаса.
— Сам знаешь, — ответила наконец Тереза. — И девочки знают, я им рассказала. Будь дело только в тебе, я не опустилась бы так низко, чтобы убивать. Мы выполним приказ, иначе нельзя. Прости. Жизнь — коварная штука. — В глазах ее как будто что-то мелькнуло. На что она намекает?
— В каком смысле — не опустилась бы так низко? Мне и в голову бы не пришло убивать друга, спасая свою шкуру. Ни за что.
— И мне. Потому и рада, что мы не друзья. — Она отвернулась.
— Нет, что я сделал-то? — быстро спросил Томас. — Прости, амнезия замучила… сама понимаешь, у нас она часто случается.
Тереза окинула его пылающим взглядом.
— Не зли меня. Не смей прикидываться, будто ничего не случилось. Молчи, или твою симпатичную мордашку украсит еще один синяк.
Она зашагала прочь, а Томас поерзал, устраиваясь поудобнее. Наконец он откинул голову, прислонившись затылком к мертвому дереву. В паршивую ситуацию он вляпался, однако надо обязательно выяснить, в чем дело. Иначе не выжить.
Томас заснул.
Несколько часов он ерзал, то и дело просыпался, чтобы сменить положение и устроиться на твердом камне, потом пришла дремота, а за ней сон.
Томасу пятнадцать. Как он угадал возраст, не знает и сам. Сработал некий механизм в памяти. Но память ли это?
Томас и Тереза стоят перед массивной стеной из экранов, на каждом — изображение из разных точек Глэйда и Лабиринта. Кое-где картинка движется, и ясно почему: это передача с камеры жука-стукача, который через определенное время меняет позицию. И тогда кажется, будто Томас смотрит на мир глазами крысы.
— Не может быть, — говорит Тереза, — все мертвы.
Томас теряется, не знает, что происходит. Он перенесся в тело мальчика, который вроде бы и есть он. Однако он не понимает, о чем говорит Тереза. Впрочем, говорит она отнюдь не о глэйдерах. Томас видит на экранах: Минхо и Ньют идут в сторону леса; Галли сидит на лавке; Алби орет на незнакомого Томасу парня.
— Мы знали, что так и будет, — отвечает Томас. Зачем?
— И все равно тяжело. — Они не смотрят друг на друга. Взгляды их устремлены на экраны. — Наш черед. И людей в бараках.
— Это хорошо, — говорит Томас.
