— Она все взяла в свои руки! — усмехнулся Наба, молодой проводник из последней горной деревни.
Все трое мазов уже осматривали обломки вертолета.
Рядом с ними Шуи, опустившись на колени, что-то яростно и методично долбила острым каменным осколком. Останки радиопередатчика, Догадалась Сати. И холодно заметила про себя, вот вам месть Каменного века!
Разум ее, казалось, полностью отделился от чувств, и голова оставалась ясной и холодной, даже, пожалуй, какой-то подмороженной.
Она подошла поближе, чтобы рассмотреть рухнувший вертолет. Он как бы лопнул, и все его внутренности от удара о землю вывалились наружу. Пилот, перевернувшись почти вверх ногами, свисал со своего кресла на пристяжных ремнях. Лицо его было закрыто пропитавшимся кровью шерстяным шарфом, но глаза были видны: странные и страшные, точно кровавое желе.
На каменистой земле между Одиедином и Сиэзом лежал еще один человек. У этого глаза были живыми. И смотрел он прямо на нее. Через несколько мгновений она его узнала.
Тобадан быстрыми легкими прикосновениями опытной целительницы ощупывала его тело и конечности, хотя, разумеется, ей было трудно определить степень повреждений сквозь столько слоев теплой одежды. И она все время что-то говорила раненому, словно не давая ему погружаться в сон.
— Шлем можешь снять? — спросила Тобадан, и раненый не сразу, но все же попытался это сделать. Он долго возился с застежкой, а Тобадан ему помогала. Время от времени раненый посматривал на Сати с выражением тупого недоумения. Его лицо, обычно такое твердое и решительное, сейчас было расслабленным и вялым.
— Серьезно он ранен? — спросила Сати.
— Да, — тихо ответила Тобадан. — Сильно повреждено колено. И спина. Надеюсь, хоть позвоночник не сломан…
— Повезло вам, Советник. — Эти слова произнесла вслух не сама Сати; ее холодный разум заставил язык повиноваться.
Советник некоторое время продолжал тупо смотреть на нее, потом отвел глаза и сделал слабый и нетерпеливый жест, пытаясь сесть. Но Одиедин мягко нажал ему на плечи и сказал:
— Тихо, тихо. Лежи пока спокойно. Не давай ему вставать, Сати. А мы второго вытащим, пока люди подоспеют.
И Сати, оглянувшись, увидела, что от горного амфитеатра к ним по снегу спешат крохотные человеческие фигурки.
Она сменила Одиедина возле распростертого Советника. Он лежал спокойно, скрестив руки на груди. Время от времени по всему его телу пробегала сильная дрожь. Сати тоже вся дрожала. Даже зубы постукивали, и она крепко обхватила себя руками.
— Ваш пилот погиб, — сказала она. Он не ответил. Но задрожал еще сильнее. Вдруг со всех сторон их окружили люди, действовавшие очень быстро и ловко. Одни привязали раненого к носилкам и бегом понесли к пещерам. Другие подхватили и понесли мертвого пилота. Несколько человек собрались возле Одиедина и молодого маза. Их голоса Сати воспринимала как негромкое, лишенное всякого смысла гудение — так, например, могли бы переговариваться между собой мухи.
Она поискала глазами Лонга, нашла и двинулась вместе с ним по рыхлому снегу к пещерам. До горного амфитеатра оказалось не так уж и близко. Над головами людей парили геймы, лениво выписывая в воздухе гигантские спирали. Солнце уже скрылось за верхним краем гигантской горной стены. Огромная синяя тень Силонг легла на склоны Зубуам.
Таких пещер Сати не видела никогда в жизни!
Их было великое множество, сотни! Некоторые очень маленькие, похожие на лопнувшие в горной породе пузырьки воздуха, другие, напротив, очень большие; их открытый зев напоминал распахнутые двери какого-то огромного ангара. Пещеры были похожи на кружево, выбитое в скальной породе или, точнее, вплетенное в нее — кружево, в котором чувствовался определенный рисунок, определенный ритм. Входные отверстия по кромке были украшены резьбой в виде маленьких кружков, инкрустированных каким-то серебристым минералом и сверкавших на фоне темных стен, как мыльные пузыри.
Вход в одну из пещер был закрыт невысокой решеткой. Проходя мимо, Сати заглянула туда и увидела белую морду молодого миньюла, который смотрел на нее своими темными спокойными глазами. Собственно, в нескольких просторных пещерах разместился целый хлев, множество животных. Оттуда доносился запах навоза и травы, теплый, мирный запах домашних животных. Входы в пещеры явно были специально расширены, а пол перед ними старательно вымощен подходящими плитами, однако все пещеры размещались по кругу анфиладой. Сати и Лонг, следуя за своими провожатыми, вошли в одну из пещер с гигантским округлым входом — Сати показалось, в самое сердце Горы! — и она быстро оглянулась, чтобы еще раз увидеть оставшийся далеко позади вход и дневной свет: ослепительный ровный круг света на непроницаемо черном фоне смыкающихся над головой стен.
Это был, конечно, не волшебный город с реющими над ним флагами, таинственным замком, пышными процессиями, барабанным боем, перезвоном колоколов и пением священников. В пещерах было очень холодно, очень темно и очень тихо. Обстановка была чрезвычайно аскетичной.
Пища, постельные принадлежности, масло для светильников, плитки для приготовления еды, обогревательные приборы — все, что было абсолютно необходимо для того, чтобы сделать жизнь в Лоне Силонг возможной, приходилось доставлять сюда снизу, из восточных предгорий, на спинах миньюлов или людей, потихоньку, понемножку, маленькими караванами, чтобы не привлекать внимания, и только в течение нескольких летних месяцев, когда до этих мест вообще можно было хоть как-то добраться. Летом здесь постоянно проживали человек тридцать-сорок. Некоторые приносили с собой книги, документы, записи, сделанные во время занятий с Толкователями. Люди подолгу оставались в пещерах, стремясь разобрать и сохранить книги, скопившиеся там, тысячи и тысячи томов, которые десятилетиями доставляли туда со всех концов огромного Континента. Люди читали эти книги, изучали их, им было приятно просто находиться с ними рядом в этих пещерах, полных жизни…
В первые дни своего пребывания в Лоне Силонг Сати бродила по пещерам, точно во сне, темном и странном. Уже сами по себе пещеры эти производили ошеломляющее впечатление: бесчисленные пузыри воздуха в темной толще камня, связанные друг с другом переходами, глядящие друг на друга, переливающиеся друг в друга настолько порой незаметно, что сбивали с толку, и Сати иногда казалось, что она, невесомая, плывет по этому лабиринту, по этой не имеющей конца череде больших и малых форм. Эхо в пещерах тоже было удивительное, гулкое; казалось, звук здесь не имеет конкретного направления и источника. И здесь постоянно не хватало света.
