Капитан полез обратно в машину, а полковник, осмотревшись по сторонам, сказал лейтенанту – «Пойдём в тень. Здесь действительно жарко».
Метрах в ста росли два высоких каштана, а внизу, как раз в тени, почти в одной куче лежало несколько больших валунов. Подойдя к ним, полковник сел на камень и задумчиво начал смотреть вдаль.
Лейтенант так же присел рядом и, бросив косой взгляд на лицо полковника, стал оглядываться по сторонам. Видно молчание его тяготило и, спустя какое-то время, он заговорил первым.
– А я вот из семьи военных. У меня даже прадед был военный. Мама всю жизнь в санчасти поработала, в звании майор ушла в отставку. А я сам сюда попросился. Захотел себя испытать.
Полковник, казалось, его не слышал. Он по-прежнему, застывшим взглядом смотрел куда-то вдаль, никак не реагируя на слова лейтенанта. Но вдруг, не меняя позы и взгляда, спросил – "Лейтенант, ты веришь в Бога?".
Лейтенант глубоко вздохнул и задумался, глядя в том же направлении, куда смотрел полковник.
– Я даже не знаю… – вполголоса произнёс он.
– Я тебя понимаю лейтенант: когда находишься в начале жизненного пути, когда здоров, полон сил и энергии, которая от избытка бьёт через край, и ты в любое время и в любом состоянии пребываешь в оптимизме, то зачем думать о том, что будет в конце? Всему своё время. И это, в общем-то, правильно. Но на войне всё по-другому. Вот мы здесь сидим, а где-нибудь там, за два километра отсюда, кто-нибудь нас с интересом рассматривает в оптический прицел. Современная оптика хорошо увеличивает, а хорошо пристреленная винтовка, бьёт точно. Они не будут стрелять в бронежилет, они прекрасно, во всех подробностях, видят твоё лицо.
Входное отверстие винтовочной пули, калибра семь шестьдесят два, небольшое, но выходное – страшное. У жертвы, практически, нет шансов. Всё может прекратиться в один миг.
– А какая разница веру я или нет? – вдруг, как-то даже вызывающе спросил лейтенант – Если там что-то есть, так оно было, есть и будет, независимо от того веру я или нет. А если там ничего нет, то ничего и не будет, сколько бы я не верил.
– Лейтенант, вера в Бога нужна не Богу. Вера в Бога нужна, в первую очередь, тебе. Нужно что бы в жизни были какие-то ориентиры, а иначе ты можешь просто запутаться в самом себе и наделать кучу непоправимых ошибок. У них вот – полковник кивнул головой в сторону – вопроса веры не существует. Они верят до фанатизма и веру свою ставят выше жизненных интересов. И я скажу тебе больше: им бы такую техническую мощь, и они разнесли бы нас в пух и прах. Вера – великая сила. А во что верим мы? Кому мы поклоняемся? Когда мы оказываемся на краю пропасти, истошно кричим – "Господи помоги!". А где мы были до этого? Хотя, конечно, у меня к Богу тоже имеются кое-какие вопросы. Например – тот же рай и ад. А что ты об этом думаешь, лейтенант?
– В аду – страдают, в раю – блаженствуют – с явным безразличием, не задумываясь, ответил лейтенант.
– Да, в аду страдают… – согласился полковник и после небольшой паузы, неподвижным взглядом уставившись в пустоту, стал говорить, медленно произнося слова – Ты не поверишь, лейтенант, но я хочу в ад. Я хочу страдать. Страдать так же как страдал лейтенант Громов.
– А кто это? – спросил Антонов.
– Не знаю… – тихо ответил полковник – в Афганистане дело было. Он не из нашей части. Ходили слухи, что он служил в дальнем лётном полку, командиром взвода аэродромной роты. Его душманы взяли в плен и замучили до смерти: поломали кости, выкололи глаза, отрезали уши, вырвали язык. Потом мёртвое, истерзанное тело подбросили нам. Они, таким образом, пытались нас запугать.
– Так вы же не причастны к его гибели.
– К его, нет…. А вот к гибели младшего сержанта Шауса, причастен.
– И здесь нет вашей вины. Вы же не осознанно подтолкнули его под пулю.
– Нет, конечно. Но если бы он подождал минуту или хотя бы несколько секунд… Последнее, что он слышал в этой жизни, была моя нецензурная брань. Так что когда-нибудь, где-то там, со мной будет точно так же как и с лейтенантом Громовым….
Спустя какое-то время, после глубокого вздоха, лейтенант произнёс – "Может всё это и будет, но не так…"
Полковник медленно повернул к нему голову и вцепился взглядом.
– Как не так? Почему не так? Что значит не так?
– А то и значит, что ад, это понятие загробное, существующее уже после смерти – лейтенант положил автомат себе на колени и пальцам стал медленно стирать с него пыль – а Громов страдал физически. В аду у вас просто не будет уже ни глаз, ни костей, ни ушей. Всё это останется здесь.
– А чувства! Чувства! – почти закричал полковник – Мне рассказывали, что когда отрывает, к примеру, руку, ты продолжаешь её чувствовать. Ты чувствуешь боль, хотя руки уже нет. В военном училище, по психологии, мы проходили тему – "Гипноз, как средство дознания". Там приводился пример: человеку, под гипнозам, внушили, что в его тело вонзают копьё. Он испытывал такую же боль, словно всё это происходило наяву. Но в реальности он бы умер, а так… Это могло продолжаться вечно… Вот тебе и вечные муки… Чем это не ад?
– Это мозг – сказал лейтенант – Мозг просто помнит эти чувства, даже если источник боли уже отсутствует. И загипнотизировать можно, только благодаря тому же мозгу. Если нет мозгов, то никакой гипноз уже не подействует. Но дело в том, что у вас там, в настоящем аду, мозга, этого серого с извилинами вещества на углеродной основе, уже не будет.
– А что же будет?
– Хм, это многие хотели бы знать – лейтенант хитро улыбнулся, словно знал ответ, но скрывал.
– Что?! – крикнул полковник, округлив глаза.
– Да не знаю я товарищ полковник! Ну, душа…. Там душевные муки и страдания.
– Да, душа… – уже спокойно произнёс полковник – Душевные муки страшнее всего. Из-за душевных мук люди идут на самоубийство.
Лейтенант какое-то время искоса и с любопытством разглядывал лицо собеседника. Тот снова о чём-то задумался, при этом тяжело дышал, и его глаза бегали из стороны в сторону.
– А как вы думаете, товарищ полковник, сержант Шаус и лейтенант Громов сейчас в раю?
Полковник в это время прибывал в своих мыслях и не сразу осознал суть вопроса. Но осознав его, мгновенно сосредоточился и удивлённо посмотрел на лейтенанта.
– Конечно! Какие могут быть сомнения?
– Почему вы так думаете? А если они были великими грешниками и с их грехами им место только в аду?
Полковник какое-то время смотрел на лейтенанта застывшим взглядом, потом слегка дёрнул головой, словно избавляясь от оцепенения и одновременно произнёс – «Нет. Ты бы видел его тело: на нём же не было живого места. Может быть, до этого у него и были какие-то грехи, но он искупил их все своими страданиями. Полностью искупил. Да и какие могут быть грехи в двадцать или двадцать пять лет? А что ты улыбаешься, лейтенант? Разве это смешно? Я спрашиваю, это смешно?».
