Тот обратился к семидесятилетнему старику:
— Полагаю, уже слишком поздно для беседы?
Вдалеке он услышал залп праздничной стрельбы. Бенгальцы повернули коней и галопом поскакали на звук. Таков уж их рефлекс. Если имеется ствол, они должны зарядить его.
Джерри расслабился. С этими бойцами будет иметь дело Mo.
Он вгляделся в дергающееся лицо человека, которого бенгальцы намеревались убить.
— Вы, случаем, не Аучинек?
Аучинек был благодарен хотя бы за то, что его узнали.
— Я был учредителем, — сказал он. — Причем одним из лучших. У меня не было врагов. По крайней мере таких, о которых стоило бы говорить. А потом все это. Есть еще время, чтобы добраться до Иерусалима?
— Сейчас нет, — ответил Джерри.
— А до Лондона? До Уэст-энда?
Джерри не знал, что ответить.
Они медленно двинулись вслед за удалявшимися бенгальцами.
— Это мюзикл, — сказал Аучииек; он приободрился — на свой подобострастный манер. — Он будет длиться вечно, вы уж мне поверьте. Я надеялся возвратиться в Израиль. Вы знаете что-нибудь о политической обстановке? Я неделю провел в погребе.
— Ладно, — сказал Джерри, — кто-то же должен вам сказать. Значит, скажу я. Это был реальный сдвиг. Мир перевернулся с ног на голову. Сейчас порядок только устанавливается.
Аучинек просиял.
— Самое время для нового мюзикла. — Он был доволен собой. — Напомните, чтобы я не забыл угостить вас выпивкой. Для Бродвея это естественно.
— Именно это я и пытаюсь сказать, — кивнул Джерри.
8
Черное, коричневое и белое
Если бы я вначале приехала в Исфахан, а не в Тегеран, неизменно думала я, мое первое общее представление об Исламской Республике было бы совершенно иным. Иран, воплощенный в образах закутанных в хадоры женщин, предстал бы передо мной значительно более непроницаемым… Хадор, как объяснили мне женщины Исфахана, — это не просто облачение из черной материи, а исполненное значимости одеяние, с которым необходимо считаться.
Кристиана Берд, «Ни Восток, ни Запад», 2001 г.
Неудивительно, что губернатор-республиканец смутно представляет себе проблемы страхования здоровья детей. Предшественник Перри, Джордж У. Буш, безуспешно пытался противостоять расширению программы СНIР в законопроекте 1999 г., несмотря даже на то, что одно из обещаний, данных им в ходе предвыборной президентской кампании, звучало так: «Не оставить на обочине ни одного ребенка».
Майкл Кинг, «Остин кроникл», 15 февраля 2002 г.
КАЖДУЮ СРЕДУ! НОЧЬ В АЗИИ! ЖЕНЩИНЫ С ОБНАЖЕННОЙ ГРУДЬЮ В БОРЬБЕ СУМО! АЗИАТСКОЕ ПИВО, СУШИ И ЭКЗОТИЧЕСКИЕ ПРОДУКТЫ!
Объявление. «Пентхаус Остин», «Остин кроникл», 15 февраля 2002 г.
ПОЛНОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ. БОРЬБА ЗА НЕФТЬ. Среда, 20-е февраля
Объявление. «Дворец шоу», «Остин кроникл», 15 февраля 2002 г.
— И как же ты назовешь это время?
Голос Таффи звучал отчужденно и раздраженно. В своем свободном зеленом костюме он походил на надменного норманнского аббата. Он вышел из тени синагоги на Принслет-стрит, скользнул в старинный шепчущий Дом гугенотов и закрыл за собой раздвигающиеся двери.
Джерри был в ярости:
— Ты представляешь себе, сколько нужно предпринять обходных маневров, чтобы добраться из Манчестера…
Патологоанатом министерства внутренних дел терпеть не мог технических подробностей. Он прошелестел мимо гостя и поднялся на хоры по прогнившим деревянным ступеням, освещая себе путь старым велосипедным фонариком. Скрип и потрескивание досок отзывались эхом — крики давно умерших людей, обнаженных теней, скрежет и стон распиливаемых костей.
— Боль, Господи. — Таффи очнулся. С привычно решительным видом он раскрыл чемоданчик, достал оттуда перчатки и натянул их. — Однажды патологоанатом…
Он — все, что осталось от министерства внутренних дел. Скоро он выйдет в отставку и уедет в Сент-Леонардс-он-Си; у него есть договор аренды небольшой местной кондитерской и табачной лавки. Его жена не одобряла идею открытия букинистического отдела и даже чего-то вроде библиотеки, где обычно пользуются спросом видеокассеты. Она уже отвергла разработанную им серьезную, в духе Морриса [56], схему налаживания доставки газет. Он как-то сказал Джерри: «Бывает, ее отталкивает моя ностальгия. Должен признаться, это не лучшая сторона моей натуры».
Неожиданно Таффи почесал щеку. Он был дьявольски гладко выбрит. Римский патриций, вождь ирокезов. Бенедиктинец-реформатор. Пуританин вроде Мильтона [57], отличающийся беспринципным любопытством. Его суровые очки блестят в свете раннего утра, пронизывая слой пыли.
— Вот здесь они проводили операции, — сказал Таффи. — Естественно, без наркоза. Быстрота плюс немного удачи. А вот тут стояли ткацкие станки. — Он прислушался. — Чей-то голос?
— Гас Элен, — ответил Джерри, — а может, Джордж Формби.
Слезы дождевыми струями текли по его щекам.
Чистое, сентиментальное сопрано, слишком похожее на Герти Лоуренс, чтобы звучать в настоящем мюзик-холле, пропело куплет, исполненный бодрой насмешки.
Конечно же, это была Уна. Одетая на манер красотки из Уэст-Энда, она поджидала их под навесом. Под мышкой — старое широкое пальто, в другой руке зажат мундштук с тлеющей «Житан».
— Никто не помнит старые добрые времена, — проговорила она. — За убийствами и злодеяниями стоят большие деньги. Потому-то «Суини Тодд» всегда шел успешнее, чем «Нелл со Старой Друри» [58]. Во всяком случае, в провинции.
Она элегантной походкой приблизилась к Джерри и обняла его — Уна лишь немного уступала ему в росте.
— Ах, я даже не знаю о тебе ничего! Милый маленький дрочила! — Вспомнив о правилах приличия, она сделала шаг назад. — Простите, полковник Синклер. Боюсь, как всегда, дела.
Синклер презирал подобного рода формальности. По ним он судил о людях.
— Не стоит. Честное слово, — твердо сказал он тоном энергичного епископа, для которого правда превыше всего.
— Шолом, — сказал Джерри. — Шолом. Шолом.
Уна улыбнулась:
— Никак, ты теперь по три раза повторяешь? — Она приподняла шляпу, чтобы скрыть смятение.
— Боль. — Синклер дотронулся языком до доживающего последние дни зуба. — Это сделает боль.
Изнутри скрипящего строения, из-за ненадежных досок неожиданно донеслись звуки молитвы, отдаленное пение хора.
— Дом с привидениями, — сказала Уна. — Призраков здесь как в аду.