у земли, блеснули голодом.
Я почувствовал лапы волка на своей спине и решил, что мне пришел конец. Но неожиданно волк предупреждающе залаял, и я понял, что это был Джип. Я поднялся и быстро схватил факел.
Пока я неуклюже поднимался, Джип не отходил от меня, словно не веря в мою способность позаботиться о себе. Возможно, он был прав. Терьер тихо рычал, и вибрация этого звука рядом с моей ногой успокаивала. Наконец Джон Дарк завела перепуганных лошадей в ограниченное пространство, и мы оказались в безопасности прочных стен с трех сторон. Нам оставалось лишь следить за входом.
Мы стояли, тяжело дыша и не зная, что делать дальше.
«Мерд», — произнесла Джон Дарк.
Лошадям не понравилась близость костра. Они нервно жались друг к другу. Джон Дарк сказала что-то еще, и ее голос прозвучал раздраженно и тревожно. Я проследил за ее взглядом. Костер постепенно угасал. У нас не было дров, чтобы поддерживать его до рассвета.
«Все хорошо, — ответил я. — Я знаю, что делать».
Пластиковое сиденье, которое я случайно поджег по пути наверх, все еще горело. Оно освещало волков, теперь стоявших в неровном полукруге между рядами сидений. Покалывание на задней стороне моей шеи и рычание Джипа в темноту убедили меня, что волки собирались напасть, если мы осмелимся выйти.
Я показал Джон Дарк на горящее сиденье, а потом на остальные сиденья рядом со входом в нашу пещеру. Затем я взял лук в руки и подготовил стрелу. Она поняла меня и кивнула.
Джон Дарк подожгла два сиденья по обе стороны от ступеней. Я следил за ней, целясь вперед. Той ночью мы совершили несколько коротких вылазок, чтобы поджечь больше пластиковых сидений, но волки не набросились на нас. Возможно, позже они ушли. Возможно, те, кто остались, были так впечатлены моими навыками стрельбы, что решили не рисковать. Или, что наиболее вероятно, токсичный химический запах густого дыма от горевшего пластика вынудил хищников уйти в безопасное место.
Огонь помог нам продержаться до рассвета. Ценой безопасности были неприятный химический привкус и запах, которые оставались в носу и во рту еще несколько дней. Я понимаю, почему в мире по-прежнему так много пластика. Выцветшие куски кто-знает-что-это-за-штуки до сих пор выносит на пляжи. Или они медленно гниют, как сиденья на этом стадионе. Если бы кто-то попытался сжечь весь пластик на помойках разом, мир бы задохнулся.
К рассвету волки ушли. На поле остался лишь труп самого большого из них.
Мы с Джон Дарк спали по очереди. В какой-то момент я проснулся оттого, что она толкала меня своим ботинком.
«Иль сон парти, — сказала она, кивнув в сторону поля. — Ле лу. Иль сон парти».
Наверное, ле лу означает волки. Или что-то хорошее, потому что Джон Дарк снова выглядела юной и счастливой.
Затем ее лицо посерьезнело.
«Иль фо парле [38], — продолжила она. — Тью не па ун де фримен [39]. Окей. Мэ иль фо парле дэй фримен».
Джон Дарк достала ключ из кармана и показала его мне.
«Окей? — спросила она. — Окей, Гриз?»
Я кивнул. В тот момент я не понимал, что она имела в виду, но по крайней мере женщина не попыталась снова связать меня. Наши отношения налаживались. После ночных испытаний Джон Дарк признала, что я спас ее и лошадей. Какое бы недопонимание ни сложилось между нами из-за ключа, она по крайней мере признала, что это было лишь недопонимание, с которым мы разберемся.
Возможно, причиной был солнечный свет, поднимавшийся из-за противоположной части стадиона, но в тот момент все казалось надежнее. Оптимистичнее. Безопаснее.
Оказалось, Джон Дарк хотела рассказать мне историю.
А мы уже знаем, насколько безопасны эти штуки.
Я узнал историю о фримене в последующие дни. Джон Дарк рассказала ее с помощью жестов и словаря. Возможно, я не все понял правильно, но по крайней мере я уловил общую идею. Теперь я знал, почему Джон Дарк оказалась здесь и искала конкретного фримена. Знал, почему она хотела отомстить ему. Этот человек убил ее дочерей.
Но сначала мы отправились в путь. После ночного нападения волков мы покинули стадион, забрав с собой мед и лошадей. Пострадавшая лошадь не обращала внимания на рану на своем боку. Но когда Джон Дарк обработала ее медом, животное вздрогнуло, заржало и попыталось укусить ее. Я придерживал голову лошади, и судорога едва не сбила меня с ног.
На рассвете Джон Дарк расспросила меня, как я нашел ключ. Я описал башню, стопку одежды и ощущение, что человек, которого она называла фрименом, покончил с собой, спрыгнув с башни. Женщина попросила меня описать одежду, и я рассказал о ботинках и куртке с красным капюшоном. Описание куртки, казалось, подтвердило ее догадки.
Мои слова поразили ее, и Джон Дарк долго сидела, отведя взгляд, словно забыв обо мне. Наверное, ей было непросто осознать, что фримен, за которым она охотилась, был мертв. Я думаю, что поиски заполняли дыру внутри нее, и теперь, когда искать было некого, женщина чувствовала не удовлетворение, а утрату. Возможно, по этой причине Джон Дарк согласилась поехать со мной. Внезапно она лишилась цели. Возможно, она надеялась найти новую цель в пути со мной. Или женщина просто нуждалась в компании. Возможно, она знала что-то о месте, куда я направлялся. Но Джон Дарк поехала со мной, и я был счастлив компании и благодарен за лошадь, на которой я теперь передвигался. Пока мы ехали, разбивали лагеря, сидели у костров и ручьев, она по кусочкам делилась своей историей.
Джон Дарк и ее семья жили вдали от моря, рядом с горами между бывшей Францией и Швейцарией. Она сказала, что там были хорошие сельскохозяйственные земли, а зимой почти всегда выпадал снег. На швейцарской стороне находилось большое озеро, и летом они отправлялись туда на рыбалку. Если нашим средством передвижения были лодки, то они всегда ездили на лошадях. Эту часть истории было легко понять. Они жили там из-за фрименов, хотя никто из семьи Джон Дарк ни разу не видел живого фримена. В свою очередь фримены когда-то жили там из-за «круга мозгов» под землей.
Здесь-то и начались наши трудности общения. Джон Дарк сказала, что под землей был большой круг, наполненный мозгами. Это показалось мне странным, поэтому с помощью словаря мы пришли к выводу, что под мозгами она имела в виду машины или компьютеры. Джон Дарк никогда не видела фрименов, потому что они были заперты в
