Андрей рывком сел на кровати. Он вдруг понял, отчего в семьях никогда не баловались художественной прозой. И что его идея повести была очень глупой и очень опасной. Просто мне захотелось рассказать о них, и о себе, и да, чёрт возьми, мне захотелось славы и признания, пусть даже и такого малопочтенного, как участие в Конкурсе Года. И я забыл, я умудрился на некоторое время забыть, что за моей спиной – все они; их благополучие и наши мечты, наши дети и достижения; наш образ жизни, и наша свобода от мира дураков.
Спокойно, сказал себе Андрей, только спокойно. Не может быть, чтобы не существовало никакого способа сделать то, что я хочу. В семьях никогда не было писателей - что правда, то правда. Но и литературных редакторов, насколько мне известно, тоже не было. Я десять лет занимаюсь издательством книг, и если я не найду возможность использовать литературу в интересах семей, то вряд ли это удастся кому-то другому. А мысль, сама по себе, более чем привлекательная – не выискивать каждого разумного по отдельности, а обратиться сразу ко многим. Произвести подготовку, объяснить что да как, чтобы не шарахались от нас, как Виктор в своё время; чтобы сами искали знакомства с нами, если наши идеи придутся им по душе. Есть конечно опасность возникновения лжепророков, вещающих от нашего имени, и использующих человеческую доверчивость в своих, куда более приземлённых целях. Но тут уж, как говорится, как Бог даст. Если человек не в состоянии отличить истину от подделки, то нам вряд ли с ним по пути…
Утром Андрей раздумывал, какие вещи ему могут понадобиться для временного переезда в Западный регион. Он решил, что всё-таки напишет то, что хотел; и если не придумает способа опубликовать без риска для родственников, то просто оставит для внутрисемейного чтения, развлечения ради. Или может придумает ещё какое-нибудь применение. Но просто выбросить эту идею из головы, как неосуществимую, Андрей не мог – пробудившийся в нём накануне творческий зуд требовал реализации замысла.
Поразмыслив, Андрей пришёл к выводу, что на самом деле, ему не нужны с собой никакие вещи, а всё, в чём возникнет необходимость, можно заказать через помощника и не морочить голову. Эта мысль принесла ему огромное облегчение; он вышел из спальни, изловил совершенно сонного Мита, и сказал ему, что если Вики по-прежнему хочет переехать обратно, то никаких препятствий этому нет, ибо он, Андрей, решил на ближайший месяц сменить место жительства. А дальше поживём и посмотрим. Мит удивлённо спросил, неужто он всё-таки поумнел и завёл себе девку, но Андрей отмахнулся от этих инсинуаций и уехал.
Блок было просто не узнать. Массивная дверь, о которой он позаботился особо, производила впечатление чего-то несокрушимого. Судя по её характеристикам, можно было не опасаться внезапных нежелательных визитов. Мебель, хоть и одноразовая, но совершенно новая, выглядела вполне прилично. Андрей отодвинул кровать (такую же исполинскую, как и предыдущая, но целую и с бельём) в угол, кресло, наоборот, придвинул к сияющему новым стеклопластиком окну, уселся и снова задумался.
Возникшая было мысль о творческом псевдониме сразу же не выдержала никакой критики – регистрация на Портале осуществлялась по социальной карте, а значит, его инкогнито быстро рассекретят. Вот если бы, думал Андрей, найти какого-нибудь человека, который мог бы побыть автором вместо меня. Но использовать для этих целей что родственников, что знакомых авторов, что просто приятелей, было немыслимо. Стоп. Такой человек есть, и ещё пару месяцев назад он именно что горел желанием принять участие в борьбе за Приз Писателя. Иван Золотарёв. Причём, текст носил то же самое название, что и станет носить будущее Андреево творение. Это очень удачно получается.
Андрей развалился в кресле, закурил, и положил ноги на подоконник. Так, хорошо, думал он, допустим Золотарёв. Что будет, если Департаменты заинтересуются не мной, а Золотарёвым? А ничего не будет, в том-то всё и дело! Откровенных маньяков и прочих нарушителей Общественной Морали призваны отлавливать издательства, для этого они, собственно, и нужны. То есть, после того, как книга издана, интерес к ней со стороны Департаментов может развиваться в двух направлениях: либо недобросовестной работы редактора, который пропустил текст, проходящий по одной из внутренних категорий запрета на издание, либо – непосредственно к автору данного опуса, который был столь злокозненным, что умудрился написать текст так, чтоб под запреты не попасть, но против Морали явно что-то замышляет…
И вот тут получится, что Золотарёву совершенно нечего инкриминировать, ибо: текст я напишу конечно же так, чтобы с точки зрения Закона Об Издательстве он был безупречен, а личность писателя будет представлять собой абсолютную противоположность проповедуемым в книге идеям. Есть, не спорю, некоторая вероятность того, что какой-нибудь не в меру ретивый работник Департамента станет интересоваться достоверностью изложенных в повести подробностей жизни редактора одного из издательств. Но. Во-первых, он может этим интересоваться исключительно в частном порядке. Для того, чтобы подключить к делу Мораль, нужны куда более веские причины, чем содержание художественной, я подчёркиваю – художественной литературы, автор которой на голубом глазу утверждает, что всё в его книжке – вымысел, от первого и до последнего слова; и биография самого автора полностью это подтверждает. Во-вторых, простого личного интереса со стороны кого бы то ни было, недостаточно для успешного прохождения через целую серию ложных следов и уловок, которыми пользуются семьи из нежелания себя обнаруживать. В-третьих, я на всякий случай предупрежу семью Калининых, и скажу им, что если в Департаментах станут интересоваться текстом под названием «Мир чужих ожиданий», размещённым на Портале Конкурса, то поощрять этот интерес ни в коем случае не следует, а даже совсем наоборот.
Андрей ещё раз всё хорошенько обдумал, и принял решение поговорить с Золотарёвым. Была суббота, половина второго пополудни, и это давало основания думать, что Золотарёв вполне расположен к беседам о своём будущем в мире литературы.
Золотарёв ответил на вызов почти сразу же, и узнав Андрея, он придал своему лицу настолько подобострастный вид, что было понятно – он согласится на всё, что угодно, причём немедленно.
- Добрый день, Иван Сергеевич, - сказал Андрей с радушием.
- Да-да, здравствуйте, Андрей Владимирович! Я часто вспоминал наше короткое знакомство, и всё хотел вас поблагодарить, что не стали меня и мою семью лишний раз тревожить по известному вам поводу. Надеюсь, всё уладилось? – заговорщицки спросил Золотарёв.
