Но вот форсунки заработали. Сначала послышались частые вздохи компрессора, затем рассерженное клокотание в трубах, наконец шипение и свист — лидарит вырвался на свободу. Загудела от ударов лидаритовых струй стальная перегородка, за которой скрывался Алексей. Сквозь частые дробные звуки прорвался отчаянный крик Нади. Неужели она не успела добежать до люка?! Да, она здесь, возле перегородки. Слышится сдавленный стон. Никогда в жизни Алексей не испытывал такого леденящего страха! Совсем рядом, за перегородкой толщиной в несколько миллиметров, погибает самый дорогой, самый любимый человек, и Алексей бил плечом в стальную ребристую стенку, бил и не чувствовал боли.
Он опустился на колени и ощупью стал искать что-нибудь подходящее, чтобы сокрушить проклятую стенку. Но напрасно Алексей ползал по холодному металлическому полу своей темницы. Откуда там быть лому, топору или хотя бы молотку! Стройкомбайн был подготовлен к испытаниям. В отчаянии Алексей снова бросился на непокорную стенку. Бил каблуками, коленями, и ему показалось, что стенка слегка прогибается.
Надя уже ничего этого не слышала. Она начала задыхаться от едкого запаха. На какое-то мгновение потеряла сознание и очнулась оттого, что липкая масса начала обволакивать все ее тело. Рванулась, отлетели пуговицы пальто. Она сумела из него вылезти. Вытащила ноги из намертво приклеившихся туфель. А лидаритовый дождь все брызжет и брызжет. Со всех сторон, сверху, снизу… Надо защитить лицо! Надя сняла вязаную шапочку и надела ее, как защитный шлем у фехтовальщика. Волосы тут же приклеились к перегородке, в которую бил обезумевший Алексей. Она отдирала их, рвала, вскрикивала от боли. Наконец и платье покрылось быстротвердеющим лидаритом. Руки опустить нельзя — они скованы прозрачной монолитной массой.
Молнией пронизала боль, закололо в сердце. Надя вспомнила щегленка, найденного в «мертвом саду»…
Валентин Игнатьевич был в самом благодушном настроении. На пульте управления царил полный порядок. Горели контрольные лампочки, стрелки приборов, установленных Багрецовым, показывали все необходимые величины согласно техническим условиям. Правда, на этот раз Литовцев не мог следовать точно программе и по собственной инициативе нарушил пункт «В», где указывалась толщина первого слоя лидарита. Вызвано это было тем обстоятельством, что основная пластмассовая корка (лидарит № 1) должна быть толще, ибо на ней должна держаться масса Даркова, которая значительно тяжелее пенистого лидарита № 2. А отсюда следует, что время наращивания слоя требуется увеличить вдвое.
Все бы, казалось, должно быть хорошо. Валентин Игнатьевич кружился на вращающемся кресле, а Елизавета Викторовна цепким взглядом обшаривала стрелки приборов. Но вот она что-то заметила и резко остановила вращение кресла.
— Смотрите, Валентин Игнатьевич, на перегородке слой гораздо тоньше. Особенно в центре. Неужели могло быть отслоение?
Валентин Игнатьевич недовольно поморщился:
— С лидаритом такого не могло случиться. Наверное, прибор дурит. Может быть, датчик неправильно поставлен. Вы правильно сказали, что несерьезный парень этот Багрецов? Вызовите его, пожалуйста, пусть исправляет, так сказать, «ин ситу», в самом месте нахождения.
— Но ведь вы Багрецова освободили на сегодня.
— Мало ли что! Понадеялся на его добросовестность. Но что поделаешь? «Меа кульпа», то есть моя вина. Любезная Елизавета Викторовна, прошу не в службу, а в дружбу: кликните кого-нибудь из мальчиков. Пусть поищут Багрецова. Куда бы ему деваться?
Елизавета Викторовна не преминула съязвить:
— Наверное, обнимается где-нибудь с вашей Надин.
— Опять вы за свое, Елизавета Викторовна. Почему вы все время связываете имя этой девицы со мной? И если хотите знать, она принадлежит к категории девушек, определяемых латинянами как «ноли ме тангере».
Елизавета Викторовна по-девичьи потупилась:
— Это что-нибудь неприличное?
— Ничего похожего. По-русски это «не тронь меня».
— Знаем мы этих недотрог, — бросила Пузырева, застегивая пальто на все пуговицы, и направилась к двери. — А Багрецову надо всыпать за халатность. Убеждена, что он давно не проверял свои приборы.
Багрецова не трудно было найти. Он возился в своей лаборатории, если так можно назвать небольшую комнату, где проверялась аппаратура.
В дверь постучали. Кто бы это мог быть? В лабораторию входят без стука. К чему подобная деликатность?
Елизавета Викторовна была явно разочарована тем, что застала Багрецова одного.
Кисло улыбнувшись, она пропела:
— Добрый вечер, Вадим Сергеевич. Вот уж не ожидала вас застать в лаборатории. Но уж если так случилось, то и я и Валентин Игнатьевич очень просим проверить один ваш прибор, он какую-то ерунду показывает.
Вадим выдернул из штепселя вилку паяльника, набросил на себя куртку и, шлепая по лужам, вбежал в домик, где находился пульт управления.
— Извините, что побеспокоил вас, — подчеркнуто официально начал Литовцев. — Но извольте взглянуть на показатели толщины лидаритового слоя. На этих приборах, — он тыкал в них пальцем, — здесь, здесь, здесь все нормально. А здесь полнейшее неприличие. Такое ощущение, что на этой подвижной перегородке лидаритовый слой или не держится, или сползает вниз. Но такого казуса никогда не бывало. Может быть, датчики вылезли из гнезд?
— А это мы сейчас посмотрим, — сказал Вадим, включая камеры телевизионного контроля одновременно с телевизорами на пульте управления.
И Валентин Игнатьевич и Пузырева, вбежавшие вслед за Вадимом, не протестовали, когда включились телекамеры с ультразвуком. На лидарит он не влияет.
Загорелись экраны телевизоров, но на них ничего не было видно. Вадим, занятый осмотром приборов, попросил Литовцева включить свет внутри стройкомбайна. Валентин Игнатьевич щелкнул тумблером и торжественно провозгласил:
— Да будет свет!
Вращающиеся телекамеры показывали гладкую лидаритовую поверхность потолка, стен, и наконец луч скользнул по перегородке, где приборы показывали недостаточно толстый слой лидарита.
Но что это? На экране появилась будто распятая на стене фигура с поднятыми над головой руками. Вместо лица нечто бесформенное, напоминающее половинку дыни. Несмотря на то что объектив телекамеры показал это за полминуты, сквозь стекловидную массу Вадим рассмотрел платье с рисунком из переплетенных треугольников, туфли на высоком каблуке и ноги, одна поджата, как у аиста. Да и вся фигура напоминала глазированную статуэтку.
