18 дней слились для нее не то в сутки, не то в год. Она не заметила ни один из этих дней, как не заметила старта и посадки.
— Последние наставления и инструкции, мадам, и по коням, — предупредил Сергей, внезапно появившись в каюте. Перед Аленой легла стопка одежды: светло-голубая, тонкая рубашка и джинсы в тон. На пол упали бежевые мокасины.
— Кроссовок, увы, нет. Но, думаю, под брюками мокасины не приметят. Так что… — Сергей развел руками: извини.
Алена начала лениво одеваться под спешное бормотание Натальи:
— Так, и-ку знаешь. Рубашка. жаль. Надо еще дней пять, чтоб раны были открыты. Регенерация идет хорошо, но поверхность нужно оставить открытой. Струпп только начал образовываться. Не вздумай чем-нибудь мазать и не подпускай местных остолопов, а то залечат. Будешь с рубцами по всей спине ходить. А так через месяц — два и признаков не останется. И не делай резких движений, не тревожь раны. Рано. Пять дней, Алена, максимум неделя. Что еще, что еще?… И-ку? Говорила.
Девушка оделась, не обращая внимания ни на болтовню женщины, ни на присутствие Сергея, и села, сложив руки на коленях, как послушный, маленький ребенок.
Она с трудом воспринимала происходящее не понимала, что прилетела и скоро ступит на родную Землю. Взгляд законченного аутиста, лицо узницы Освенцима. Она вообще исхудала до невозможности и в этом светлом наряде казалась хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Сергей поморщился и отвернулся, а Наталья, вздохнув, продолжила лекцию на тему диетологии:
— Ешь все калорийное: пирожное, мороженное. Как можно больше мучного, сладкого и фрукты в неограниченном количестве. Чтоб жиров и углеводов — зашкаливало.
Гуэдо Сергея предупредительно пиликнуло.
— Пора.
Алена встала, парень кинул ей в руки легкий маленький рюкзачок:
— Донесешь?
Кивнула, закинула на плечо, не понимая: зачем он ей? Наталья, вдруг осознав, что пора прощаться, всхлипнула, обняла, запричитала:
— Господи, девочка моя, неужели больше не свидимся? Ты уж береги себя, тетку Наташу не забывай. Нет. Подожди, адрес скажи, телефон … — и смолкла. Зачем? У каждой из них свое горе и встретиться — душу разбередить. Не стоит, право.
А жаль. Ох, как жаль. Ведь душой уже прикипела, срослась, сроднилась с этой девочкой. Она для нее, что Витя, что Монторрион — дитя родное. И заплакала, понимая, что больше не увидит их. Витю — да, а Алену вряд ли, Монторриона же — никогда. Но за сына она спокойна, отец у него — золото: и вырастит, и воспитает, и обеспечит, и убережет, и поможет. А кто Аленке поможет? Как же она теперь? Ведь сгорит в горе своем. Господи, помилуй…
— Ну, все мадам, сеанс слезотерапии подошел к концу. Мы пошли, — и увлек Алену, вырвав из объятий Силиной. — И не стойте столбом! У вас десять минут на сборы. Магрирф проводит. Не будите в нем зверя, поторопитесь.
Женщина с полминуты рассматривала закрывшуюся стену и, наконец, опомнилась, побежала к себе. Мало переодеться надо, так еще сумку не забыть. Вот главное: презент Дэйкси. Не поскупился он. Столько дал, что и потратить на что не знаешь. Не то, что Витюшкины дети, а праправнуки нужды знать не будут. Одних бриллиантов не сосчитать.
И как же она без своего милого жить будет? Вот ведь сердце материнское, всегда поперек женского идет, и никак они к совместному консенсусу прийти не могут.
Алена удивленно огляделась: сосны, пара кривых березок, небольшая полянка в желтых, голубых, лиловых цветах. Запах хвои и летнего зноя наполнил легкие. Солнце, огромный палящий круг на голубом фоне неба. Звуки птичьего гомона, жужжание пчел, стрекот кузнечиков и комариный писк. Это Флэт?
— Земля, — с благоговеньем выдохнул Сергей и, блаженно улыбаясь, подставил лицо солнечным лучам.
— Земля, — эхом повторила девушка, всматриваясь в естественный пейзаж средней полосы России, словно житель глубокого Севера в африканские пальмы у песчаной косы.
Интересно, сколько она будет привыкать к мысли, что живет на Земле? Столько же, сколько привыкала, что живет на Флэте?
— Три года…
— Четыре, — поправил Сергей. — Здесь прошло четыре. Сегодня 29 июля, 12 часов дня местного времени. Сама понимаешь, долго стоять не сможем. Мало ли грибник какой прискачет или местные пацанята…Иди. До трассы метров пятьсот, прямо, никуда не сворачивая. Извини, ближе никак. А там налево. До города километров 10, не больше. Я бы проводил, но не могу…это значит, ждать, а мы стоим открыто, как …в общем, здравствуйте уфологи…
— Я сама, — кивнула Алена и внимательно посмотрела на парня. — А ты? Не останешься?
— Нет, — мотнул тот головой взгляд в траву под ногами.
— Почему? Это ведь наша Земля.
— Была. Я…флэтонец. И в голове, и на деле, — парень, словно боялся заплакать, и крутился, оглядывая спички стволов, только чтоб Алена не заметила его состояния, мокрого блеска в глазах не приметила. А голос-то выдавал. — Я бы остался, ненадолго, сына повидать, а жить…нет. Здесь я клоп, а там…чувствую себя полноценным, понимаешь? Сейчас там…тяжело, не дело бросить..
— Там война, — глухо предупредила девушка.
— Время перемен, всего лишь. Оно всегда …так. Я там нужен, своим.
Алена кивнула, начиная понимать, что силился ей объяснить соотечественник:
— Мужчины не уходят с поля боя.
— Да, примерно так, — обрадованно закивал парень и развел руками, предлагая обняться. — Ну, прощай, что ли? Рад, что познакомился с тобой. И за эти годы спасибо. Если что не так, ты уж зла не держи…я, правда,…нравишься ты мне.
Алена шмыгнула носом, жалко улыбнулась и прильнула к нему, всхлипнув:
— Прощай, друг…брат!
— Пошалили мы на славу… — Сергей робко обнял ее, провел ладонью по волосам, пытаясь запомнить их цвет, запах. — Ты, Ален, сильно-то не распространяйся, где была. А то, сама понимаешь, будут за ненормальную принимать, у виска покручивать. Не поймут все равно и не поверят..
Девушка кивнула и вдруг подняла голову, пристально заглядывая в глаза парня:
— Сереж, а почему меня сюда? За что? Я ведь тоже флэтонка!
— Там опасно, Ален. И потом, ты сама хотела, рвалась…
— Значит, мне опасно, а тебе — нет? А дети? Я что, никогда не увижу их?
Сергей вздохнул:
— Они будущее Флэта, они встанут во главе сегюрет, когда все закончится…
— А я? Прошлое, да?
— Они флэтонцы, наследники…
— А я канно…
Это было обидно. Девушка отпрянула от него и посмотрела вглубь леса:
— Понятно. Пошла вон, значит. Флэт церемониться не привык.
Серега поморщился: что он мог сделать? Объяснить? Что, как? Он сам знал не больше нее и видел столько же. У него приказ. У него долг. А желания…Их у него много, только вот диаметрально противоположные, не связывающиеся меж собой. Значит, не те, значит, не стоит идти на их поводу. Ее жалко, да, но жалость плохой советчик, она, как первый порыв, растает, и зависнут последствия этой жалости над его жизнью, как нож гильотины…
