Отец с легким изумлением покачал головой, будто только что об этом узнал.
- Может, и с Литвиновым так? Никакого удара тупым тяжелым предметом не было? Случайно упал, ударился головой об стол. Полы нынче на кухнях скользкие…
- Ну, это бы экспертиза сразу установила. Никаких других следов крови не обнаружено, только та, что под головой.
- Ну, не знаю, - пожал плечами отец. - Пусть еще раз внимательно все осмотрят. А то ты не знаешь, как они сейчас работают!
Спорить я не стал. На отца накатила хандра, и в таком состоянии он становился человеком тяжелым.
Потому он перебрался в кабинет, а я стал мыть посуду. Закончив, тоже отправился в кабинет.
Там я постоял у окна, полюбовался на парящий золотой купол церкви, на сей раз на фоне позднего зимнего рассвета.
- А что до идеи твоих знакомых… - проговорил вдруг отец, доселе молчаливо сидевший в кресле.
- Какой идеи? - не понял я.
- Ну, ты же сам мне только что рассказал, что у тебя есть знакомые, которые работают над планом превращения Украины в альтернативный центр… Чего ты хочешь от иллюминатов?
- Ты, я смотрю, модных бестселлеров начитался. Господи, да при чем тут иллюминаты?
- Да при том, что, как сказано в Библии, отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. Плевал я на все бестселлеры, но я же явно вижу: иллюминатов давно уже нет, а дело их, как говорится, живет. Нынешние вершители судеб тоже считают, что у них есть право и возможности «двигать историю» в нужном направлении. А сами знать ничего не знают о тех, кем намерены двигать. И знать не хотят. Слушай, я тут потрясающую цитату нашел! Дай-ка вон папку на подоконнике…
Я взял синюю папку и протянул ему. Он вынул из нее пару листов бумаги.
- Вот послушай… «Среди его жителей трудно найти хотя бы одного, чье смирение не было бы притворным и чьей душе не было бы свойственно тщеславие и хвастовство. Они презирают иноземцев и по отношению ко всему, что не принадлежит им, проявляют презрение и высокомерие. Каждый из них в своей душе убежден, что весь свет ничтожен в сравнении с их городом. На всей обитаемой части Земли они не почитают никакой другой страны, кроме своей, и убеждены также, что и для Аллаха нет другой страны и других поклоняющихся, кроме них.
Они надменно и высокомерно влачат полы своих одежд, но не отрекаются от неверного мнения ради божественной сущности, считая, что высшая слава и состоит в том, чтобы влачить свои одежды, и не думают о том, что попадут в ад… Чужеземец не встречает у них никакого снисхождения, его обрекают на двойные расходы. Все жители Багдада относятся к нему не иначе как с лицемерием, будто бы трясут дерево, стремясь получить пользу или выгоду. Кажется, что приверженность к этому скверному занятию является у них условием мира и доброго согласия. Недружественное отношение его сыновей к чужеземцам как бы затмевает прекрасную природу их неба и их вод и уменьшает веру в слышанные здесь предания и увещевания».
- Что-то я не понял - это про что?
- Это описание вечного города Багдада и его жителей… XII век… Как сказано?
- А кто автор?
- Абу-ль-Хусаин Мухаммад ибн Ахмад ибн Джубайр аль-Кинани! - с удовольствием провозгласил отец.
- Мне встать? - осведомился я.
- Сиди, - махнул он рукой. - Был в Испании такой арабский мыслитель и путешественник. XII век…
- А при чем тут Багдад?
- А при том, что американцы, прежде чем лезть в Ирак, могли бы и почитать такие сочинения. Как и перед тем, как создавать на Украине альтернативный центр. Ведь украинцы - народ самостийный.
- А зачем им? - махнул я рукой. - Я тут с американской журналисткой разговаривал. Говорю: нехорошо бомбить другие страны и народы по собственному усмотрению и капризу, это на преступление похоже. А она в ответ: я за Буша не голосовала и даже допускаю, что американская политика может быть неидеальной, но… Но, говорит, вы должны понимать, что американская политика рождается из добрых, а не злых намерений! Представляешь? Какая-то младенческая наивность. Состояние сознания - доисторическое! Как будто ничего не было до них, а слова «Благими намерениями вымощена дорога в ад» никогда не были произнесены. И вообще, бесчисленных примеров того, как «добрые, а не злые» намерения оборачивались чудовищными злодействами…
- Да, - уклончиво сказал отец. - Но с другой стороны, вероятно, как раз духовная неискушенность и вот такая прямолинейность и лежат в основе американского духа. Который, заметь, торжествует во всем мире. Сомневающиеся и размышляющие редко оказываются на вершине. Тоже, между прочим, исторический опыт. Впрочем, бог с ними. Давай я тебе лучше про самостийную оранжевую Украину пару цитат зачитаю…
Отец покопался в папке и достал несколько листков.
- Ну, слушай, что не самые глупые люди когда еще писали: «Ограничение поля единой культуры может быть желательно только для бездарных или посредственных творцов, желающих охранить себя против конкуренции…
Такие люди и будут главным образом оптировать против общерусской культуры и за вполне самостоятельную украинскую культуру. Они сделаются главными адептами и руководителями этой новой культуры и наложат на нее свою печать - печать мелкого провинциального тщеславия, торжествующей посредственности, трафаретности, мракобесия и, сверх того, дух постоянной подозрительности, вечного страха перед конкуренцией…»
Он посмотрел на меня и значительно поднял палец.
- «Новое государство - это множество новых возможностей: депутатских кресел, дипломатических постов, министерских портфелей.
Скромный гимназический учитель в новой столице может рассчитывать на звание академика, ротный командир - на место начальника Генерального штаба…
Искусственная выделка нации, при неизбежном на первых порах безлюдье, всегда на руку слабым, неудачникам, в масштабе прежнего большого государства не преуспевшим…»
Я хотел тут кое-что возразить, но отец строго посмотрел на меня, и я прикусил язык.
- Ты слушай, слушай… «Эти же люди, конечно, постараются всячески стеснить или вовсе упразднить саму возможность свободного выбора между общерусской и самостоятельно украинской культурой. Они постараются запретить украинцам знание русского литературного языка, чтение русских книг, знакомство с русской культурой».
Какое-то время мы обдумывали услышанное, а потом он спросил:
- Ну как?
- Ибн Джубайр отдыхает, - честно сказал я. - Даже покруче будет. А это кто?
- Николай Сергеевич Трубецкой… Вот такие мрачные прогнозы оставил он нам, и я молю Бога, чтобы эти предсказания остались только на бумаге. Знаешь, я сам, когда они отделились, думал: а вдруг они какую-то новую идеологию родят, которая и нам, русским, что-то новое откроет?
