Константин Костин - Белое на белом

— Ты когда-нибудь был на Стеклянных островах? — размеренно заговорил Известный, как будто общаясь с самим собой, — Что я говорю, разумеется не был… Там живут белые медведи, огромные твари, раза в два больше наших бурых лесных Михелей. Белые медведи, самые страшные хищники на свете. И вот что забавно: их тоже не видно на снегу. Они так охотятся на тюленей: медведь ложится в снег у полыньи и ждет, пока глупый тюлень высунет нос. Тюлень выглядывает, не видит медведя и вылезает на лед. Тут-то медведь его и ловит…

— Очень интересный экскурс в естествознание. И какое отношение к Шнееланду имеют медведи? Хоть белые, хоть розовые?

Известный присел на заскрипевший подоконник:

— Человек, который смотрит на снег, не видит того, кто находится на снегу, если это — такого же белого цвета. Белое на белом становится невидимым. И неизвестно, КТО там — белый кот или белый медведь.

— И?

— Представь человека, который пошел ловить кота, а наткнулся на медведя.

Неизвестный подумал. Секунду, а то и две.

— Ты хочешь за два года вырастить из шнееландского кота медведя, причем так, чтобы этого никто не заметил?

— Мы все носим маски…

Оба собеседника на мгновенье замолчали, одновременно улыбнувшись только им двоим понятной шутке.

— Теперь мы наденем маску на целую страну.

…Вверх… Сквозь петлю вправо… Сквозь петлю наверх влево… Вокруг слева направо… В петлю… Направо… Вокруг слева направо… Сквозь петлю сзади… В ушко… затянуть и расправить.

Оливер айн Вимпер — назовем же его так, как он хочет называться — расправил уголки воротничка и взглянул в зеркало. Белый шелковый галстук был повязан идеально. Надо признать, модный в этом году узел «фоксхаунд» вызывал некоторые затруднения. Хотя, и это тоже придется признать, меньшие, чем «драккенский узел»… Юноша улыбнулся и застегнул пуговицы жилета.

— Ваш сюртук, господин, — услужливый Якоб протянул одежду хозяину.

Надев следом за сюртуком пальто с широким меховым воротником в столичном стиле, Оливер натянул тонкие черные перчатки, надел цилиндр, взял трость, черного дерева с серебряным набалдашником в виде головы старика. Щелкнула крышка часов, дорогих, отменного брумосского качества, не какие-то там лесские кузницы.

Как говорили «Брумос — если вам нужно качество, Ренч — если вы гонитесь за красотой и Лесс — если хотите купить задешево».

— Семь часов с четвертью. Якоб, ты уже заказал мне карету?

— Господин, я осмелился заказать паровой самоход.

Оливер молча повернулся к старому слуге. Приподнял бровь.

— Наемные кучера, господин, — спокойно пояснил свой выбор Якоб, — болтливы, пьющи и вечно нуждаются в деньгах. Любой, кто заплатит талер, сможет узнать, куда они отвезли молодого господина. Механики же самоходов — серьезные люди, в деньгах не нуждающиеся. К тому же кареты останавливаются у входа, и любой может увидеть вас, для самоходов же построен особый ангар, куда можно пройти…

— Спасибо, Якоб, я понял.

Не то, чтобы Оливер, или его слуга на самом деле подозревали, что кто-то будет следить за ними. Но привычки, привычки никуда не денешь. В графстве Драккен неосторожные и невнимательные к мелочам жили очень недолго.

Оливер подхватил небольшой чемоданчик. Брумос, разумеется: дорогая кожа, отполированные заклепки, надежные стальные замки.

— Господин, возможно…

Голос слуги дрожал. Чуть-чуть. Еле заметно.

— Нет, Якоб, ты же знаешь. Дальше я один.

— Хорошо, господин. Самоход номер три.

Оливер прикоснулся к полям цилиндра, открыл вагонную дверь и вышел на малолюдный перрон.

— Храни вас Королева, господин, — прошептал Якоб.

Морщинистые пальцы старого слуги, помнящего младенцем еще отца молодого господина, сжимали амулет. Крепко, до боли.

Полицейских Бранда называют «валунами». Невысокий, коренастый, серая форма, круглая серая же каска, полированные стальные пуговицы мундира… Как есть валун. А еще брандских полицейских также было трудно сдвинуть с места.

— Ты хочешь сказать, что я не могу выйти в город со шпагой??!

Карл айн Тотенбург был вне себя. Мало того, что в вагонах второго класса ехало неожиданно много народа и когда они все вышли на перрон и двинулись к вокзалу, непривычный к такому людскому скоплению юноша чуть было не растерялся. Одинокий, посреди безликой массы, сжатой между двумя каменными заборами, отделявшими зону второго класса от первого и третьего… Он постоянно спотыкался, уворачивался от мужчин, женщин, чемоданов, сумок, мешков, тележек, собак… На собаке Карл задержался, ибо такой любопытной породы еще не встречал и тут же натыкаться начали на него. Окончательно взбеленило его слово «деревенщина», брошенное вполголоса кем-то достаточно осторожным, чтобы произнести оскорбление тихо и достаточно внимательным, чтобы увидеть шпагу.

Наконец Карл добрался до здания вокзала, нырнул под навес, проскочил здание насквозь. Он непременно прогулялся бы по зданию, разглядывая мраморные полы, лепнину на стенах и роспись потолков — на потолке мчались в неизвестность сквозь тьму, туман и пыль паровозы всех мастей — заглянул бы в маленькие окошечки, к которым стояли хвосты очередей… Но сейчас юноша был слишком разъярен и мечтал только об одном: поскорее покинуть эту обитель прогресса и выйти в город. И тут этот полицейский!

В графстве Айнштайн, откуда прибыл Карл, полицейских не водилось отроду, да и в столице Шнееланда они появились года два назад. Поэтому для юноши было в диковинку зрелище одетого в серое человека с деревянной дубинкой на боку. Особенно когда сие диво загородило ему дорогу.

— Прошу прощения, господин, но в Бранде не дозволяется открытое ношение оружия.

В первый момент Карл даже не понял, что ему сказали. Оружие? Какое оружие?

— Ваша шпага, господин, — полицейский смотрел как будто сквозь юноши.

Вот тут Карл и вспыхнул:

— Впервые слышу, чтобы ДВОРЯНАМ запрещали носить шпагу!

Полицейский вздохнул:

— Пункт сто семьдесят три главы четырнадцать городского устава города Бранд: «Не дозволяется открытое ношение любого оружия, будь то холодное либо огнестрельное, любым лицом независимо от подданства и сословия, за исключением тех случаев, когда таковое ношение обусловлено особенностями службы лица, носящего оружие, либо когда лицо, носящее оружие, получило на то личное королевское дозволение…»