– Твои, балда, – сказал первый.
– Мои, – согласился Серёга. – Свинья вот только привязалась какая-то.
– Шутник, – похвалил спросивший. Он вздохнул, посмотрел в небо, сплюнул, и без замаха ударил Серёгу кулаком в живот, очень больно. Серёга ахнул, согнулся, тут ему заломили руки и, подгоняя под зад коленом, чуть не бегом потащили прочь от грузовика.
Город – он штука такая, негостеприимная. Чуть поздороваться забыл – бьют тебе в живот и крутят руки.
Серёга хоть и вертел, как мог, головой, не видел ничего, кроме своих семенящих ног. Локти его были так близко к затылку, что он даже удивлялся, как такое возможно. Очень больно было. Перед носом промелькнула полоска травы, полная окурков, низенький проволочный заборчик, о который Серёга запнулся, дорожка, ступеньки, дверной порог, коридор с деревянным полом, крашенным коричневой краской, которая липла к ногам, еще один порог, почему-то железный, и тут руки ему отпустили, сильно толкнув напоследок. Серёга повалился на колени и ударился плечом и головой об стену. За спиной загромыхало железо. Серёга, засучил ногами, кое-как сел на полу, шмыгнул носом и стал осматриваться.
Он был в комнате, у которой вместо одной стены имелась частая металлическая решетка и посередине – дверь, как в кладовке. Снаружи ее как раз запирал коротко стриженый молодой парень, в очках, как мама-Биологиня, и тоже в оранжевой куртке, как и те двое. Голоса тех двоих слышались из коридора, но неразборчиво, словно из-за угла. Они, вроде, уже уходили. Парень тоже сейчас, видно, уйдет, оставив Серёгу запертым.
– Я русский, – поспешил сказать Серёга. – Я не черный, я русский.
Парень еще раз повертел в замке ключом, посмотрел на Серёгу без всякого интереса, и ответил:
– Да по мне хоть китаёза. Сиди тихо, знай.
Повернулся и ушел. Под воротником его куртки было написано: "Коммунальные МЧС". Серёга оперся спиной о стену, подтянул к подбородку колени и принялся сидеть тихо.
Много раз грохотал железом замок, приходили и уходили какие-то люди, кто-то сидел тихо, кто-то, наоборот, кричал и ругался – Серёга не слушал. Несколько раз его трясли за плечо и спрашивали закурить, один раз спросили денег – Серёга не реагировал. Он думал о потерянных мешках, о доме, о поставленной вчера "малявнице" – ловушке для речных раков, о Геологине и ее больных бронхах, о Лысенко, и о том, как будет переживать мама-Биологиня, не найдя Серёгу возле лодки. Кажется, он даже ненадолго задремал. Вечером в комнате зажегся свет, бледный и дрожащий, но Серёга не заметил и этого.
Потом его пнули по ногам. Такое не заметить сложно. Серёга поднял голову – давешний парень в очках стоял над ним, поигрывая связкой ключей, отчего те звякали у него в кулаке. Вид у парня был незлой.
– Ну, пойдем, Паслёнов, – сказал парень.
Серёга вытер глаза, поднялся на негнущиеся ноги и поковылял на выход. Железная дверь осталась открытой, поскольку к тому моменту кроме Серёги в комнате никого уже не было.
– Поссать? – спросил из-за спины парень, и Серёга вдруг понял, что очень хочет на двор.
– Да, – сказал он. – Пожалуйста.
– Только быстро, – скомандовал парень, отпирая какую-то дверь. – И не намочи мне там.
Дверь была не во двор, а в комнатку, вроде кладовки. Внутри было уже намочено и пахло соответственно. Сапоги у Серёги были резиновые, штанины заправлены внутрь, поэтому он прошлёпал в дальний от входа угол, где в жестяном настенном ковше стекала ручейком вода. Сделав дело, Серёга хотел сполоснуть в умывальнике руки, но у водопроводного крана не оказалось ручки, сверху торчал один только стерженек. Серёга потер тогда ладони о штаны, застегнулся и вышел, оставляя на полу коридора мокрые следы.
У двери с табличкой "Не входить!" Серёгу остановили, повернули лицом к стене и велели заложить руки за спину. Парень коротко стукнул в дверь, просунул внутрь голову и сообщил кому-то:
– Паслёнов, последний.
– Давай его сюда, – ответили из-за двери. – И поставь чайник, потом пошамкаем.
– Мне шпротов принесли, – согласился парень. – Заходи внутрь, Паслёнов.
Серёга, как был с руками за спиной, зашел внутрь. В комнате было светло, стоял большой стол-тумба, на стене висел в рамочке портрет какого-то старика с козлиной бородкой. Под портретом сидел лысый толстый человек, на Серёгу он не смотрел, а писал что-то в тетради и на отдельных листках. Перед столом стояла табуретка.
– Садись, – сказал Серёге человек, и дернул рукой в сторону табуретки.
Табуретка сначала показалась очень тяжелой, а потом выяснилось, что она прибита к полу. Серёга сел, зажал ладони между коленей, и стал смотреть перед собой, на ноги пишущего. Ноги были, как и у Серёги, в сапогах, только на шнуровке и кожанных. Слева от ног под столом стоял маленький железный ящик с проводами, на ящике мигал крохотный зеленый огонек. Дома у Серёги тоже был похожий ящик, с инструментами. Только без огонька.
– Фамилия твоё, имя? – спросил человек, пододвигая к себе новый листок.
– Сергей, – сказал Серёга, понимая, что надо представиться по-городскому.
– Значит, Паслёнов Сергей? – повторил человек, записывая. – Отчество?
– Что? – не понял Серёга.
– Отца как звали?
– У меня нету отца, – сказал Серёга. – Только матери.
– Неполная семья, что ли? – поднял взгляд лысый.
– Почему?
– Без отца семья неполная. Ты что же, сирота?
– Нет, вроде…
– Так как же отца звали?
– Н-не знаю…
– Смотри, так и запишу ведь: отца не знает, мамка – блядь. Ну?! Как отца звали?
Серёга смолчал.
– Ну, хер с тобой, пишу Иванович. Пол – мужской. Если не прикидывается. Возраст? Лет тебе сколько?
Серёга пожал плечами и сказал, что шестнадцать.
– Четырнадцатого года рождения. Доставлен в Прибытковское отделение КоМЧеЭс за противоправное поведение в общественном месте, могущее привести к чрезвычайной ситуации, и выразившееся в том, что он… быр-быр-быр… порочил честь и достоинство работников обеспечения гражданского правопорядка. В скобках – патруля. Тут делаем прочерк… быр-быр-быр… И на основании статьи девятой закона о ЧеПэ, мною, следователем-экзекутором Прибытковского КоМЧеЭс Манюниным Михаилом Евгеньевичем, Паслёнов Сергей Иванович приговаривается…
Тут следователь сделал паузу и посмотрел на Серёгу внимательно. Серёга, понимая, что решается что-то для него важное, замер.
– Приговаривается к ликвидации.
Серёга захлопал глазами, а следователь, наоборот, зажмурился и улыбнулся до ушей.
– Что, зассал, Паслёнов?! А не надо было с патрулем оговариваться! А мы тебя просто – чик! На основании статьи девятой. А? Паслёнов-Маслёнов… Понимаешь теперь? Чик – и нету! Отрезали – и не вырастет!
