Не нравилось бугру много, если не сказать — всё. Он уже собрался перечислить по пунктам все обиды, как Лёха его оборвал:
— Вот всё, что тебя не устраивает, и будет причиной, по которой ты стремишься влиться в братское лоно Евросоюза.
— У братьев лона не бывает, — заметил Андрюха.
Все не на шутку задумались над этой мыслью, но обсуждать не стали. Видимо, каким-то образом это было связано с заветными словами.
— Только, — кузнец поднял палец к потолку, — надо это дело всем вместе провернуть. То есть всей толпой заявиться в полицию, чтобы бабы ревели, дети есть просили, и сказать: или вы нас принимаете, или нам хана, и нас лично Путин на границе утопит в сортире.
Страна уже успела шагнуть в следующий год, и весьма громко: отрубив газ братьям-славянам, а заодно и всей Европе. Там тут же накрылось паровое вещание и вообще очень неприятная история с морозами образовалась, но нашим всё нипочём, потому что гуманизм гуманизмом, а хохлы газ на халяву пользуют, чего мы допустить не можем ну никак!
— А вот это, кстати, мысль! — оживился Игорь. — Давайте газ в Европу экспортировать? А что?
— Ты в карманах газ повезёшь?
— Да пару железнодорожных цистерн загоним — и можно никуда не уезжать, нам этих денег на год хватит…
— Да кто тебе даст? Чё, думаешь, в Газпроме дураки сидят? — усмехнулся бугор.
Игорю объяснили, что если бы честным гражданам разрешали свободно торговать газом, то наступил бы коммунизм, и ни один этот… как его… не одна эта самая… короче, никто бы не работал, все бы продавали газ.
— Чучмекам бы только зарплату платили, чтобы они скважины бурили, — закончил лекцию по политэкономии Волокотин.
— Так что, и вовсе теперь не живи, что ли? — разозлился Игорь.
Все посмотрели на сварщика.
— А мы тебе о чём говорим? — удивился Оскар. — Валить надо, валить!
— В Китай, — добавил Вовка.
По счастью, чай у Игоря уже остыл, поэтому ожогов Вовка не получил.
Помощь пришла, откуда не ждали — из-за границы.
Лёха, которого выгнали на полставки, ходил теперь в кузню когда вздумается — лишь бы положенное количество смен выработать. Всё свободное время парился у терминала ВД. И вот после очередного сеанса он, совершенно ошпаренный, прибежал на работу и сказал:
— Всё, едем!
— Чё, опять премию получил? — спросил Волокотин.
Три года назад кузнецу несказанно повезло: дали литературную премию за какой-то пасквиль, и на радостях Лёха катал всех по Каме на катере, снятом специально для пьянки. Водку, правда, не покупал, да и сам никуда не поехал, пришлось веселиться без него, но это мужиков не обломало — спасибо и за катер.
Нынче катер продали, как убыточный, да и зима на дворе — куда ехать-то? И за что премию дали?
— Да не премию, недалёкий ты человек! — и кузнец потряс бумагой с какими-то письменами. — Нас в Париж зовут!
В бумаге было написано, что некий Галло-славянский литературный Легион приглашает кузнеца в Париж, участвовать в массовых гуляниях в честь Гоголя.
— Почему в Париже? — удивился Оскар.
— Пьянствовать будете? — уточнил Опарыш.
— Тебя в качестве Вия приглашают? — блеснул начитанностью Игорь.
— Вы что, не поняли? — Лёха с жалостью оглядел коллег. — Это же шанс!
Бугор молча наблюдал эти массовые беспорядки… то есть гуляния, а потом вполне резонно заметил:
— Так пригласили-то тебя, нам какая радость?
Радость не радость, а тема для серьёзных раздумий всё же имелась. В следующем письме кузнеца просили рекомендовать каких-нибудь талантливых писателей из глубинки, чтобы их не стыдно было показать взыскательной парижской публике. И у кузнеца возникла бредовая идея.
— Что? Писателем? Да я!.. Да мне!.. Я в твои годы ванны на пятый этаж на спине подымал! Я с сороковой отметки падал! У меня трудовой стаж с четырнадцати лет! — ярости бугра не было предела. — А ты из меня писателя сделать хочешь?!
Все с укоризной посмотрели на Лёху.
— Ты это, Алексей, не подумавши сказал, — покачал головой Оскар. — У нас ведь тоже принципы есть, не смотри, что мы не из аристократов.
— Я писать ничего не буду, — ушёл в несознанку Вовка.
— И подписывать тоже, — добавил Игорь.
— Так вам ничего писать и не придётся, — Лёха пожал плечами. — Я сам уже всё за вас написал и отправил.
Если бы кто-то испортил воздух во время обеда, это вызвало бы реакцию менее бурную, чем заявление кузнеца. Сварщик обещал Лёху зарезать, бугор сетовал, что Сталина нету, Волокотин сказал, что подаст в суд прямо сейчас и даже извлёк из кармана бесполезный мобильник.
— Как мы людям в глаза смотреть будем? — спросил Оскар. — Они ведь будут пальцами тыкать и говорить — смотрите, вон писатели пошли.
— Да чего такого? — растерялся кузнец. — Они ж французы, им всё равно, писатели вы или асфальтоукладчики.
— А при чём тут французы? — удивился Оскар. — Нас тут писателями обзывать будут.
Об этом Лёха как-то не подумал, но сдаваться не собирался.
— А мы не будем говорить, что мы в качестве писателей едем.
— А в качестве кого? — усмехнулся Вовка.
Лёха какое-то время шарил глазами по кухне, посмотрел в окно, опустил взгляд — и так хлопнул себя по лбу, что если бы там были мозги — вылетели бы через уши.
— Мы как специалисты по монтажу и ремонту аппаратуры парового вещания поедем.
Мужики переглянулись.
Каждый русский человек — или, если быть точнее, каждый человек, думающий на русском языке — в душе немного аферист. Лёха написал несколько рассказов, подписал их именами своих коллег и отправил во Францию на авось. Он вовсе не был уверен, что стилистика рассказов так уж отличалась друг от друга, и тем паче — от его собственной. Более того — Лёха совсем не был уверен в наличии собственной стилистики.
Однако прокатило. Может, потому что общий уровень писателей был невысок, может, потому что невнимательно читали, но не прошло и недели, как из Франции ответили: приглашаем всех.
Конечно, пришлось ещё множество мелких вопросов утрясать. Например, со срочностью оформления загранпаспорта. Времени-то — от силы месяц, а сроки в ОВИРе на порядок больше. Леха так об этом в легион и написал: типа, мы документы собрали, но нас не хотят оформить быстро. Уже на следующий день загранпаспортами занялось областное управление миграционной службы. И всего-то один звонок по паровой связи из Парижа!
Но если бой с бюрократической машиной был просто нудным и долгим, то битва с роднёй оказалась вообще изматывающей. Жёны, дети и прочие, кого мужики хотели брать с собой в загранку, наотрез отказывались уезжать насовсем. Даже у Игоря жена, которую, по его словам, он держал в ежовых рукавицах, наотрез отказалась продавать дом и хозяйство, и вообще — покидать родину. И дочек пригрозила не пустить.
