Ознакомительная версия.
Сейчас надо было заняться другим. Андрей Семёнович набрал на сотовом номер Ирины. Она с мужем сегодня собиралась в театр. Билеты на спектакли заезжих знаменитостей были раскуплены за несколько месяцев до гастролей. Труппа давала представления на старояпонском языке. Трудно представить, чтобы в городе набралось столько знатоков специфических традиций загадочной Азии. Зато цена билетов была астрономической. Для большей половины зрителей этот факт был решающим. Выложить такие деньги на культурное мероприятие – значило позиционировать себя, как человека не только успешного, но и не лишённого определённой утончённости. Это был некий акт, демонстрирующий свою принадлежность к кругу избранных. И при чём здесь, скажите, душераздирающие, но неясные в силу языкового барьера страсти на сцене?
– Добрый вечер, – пролил в трубку бархатистый баритон Павлов.
– Здравствуйте, Андрей Семёнович! – Голос Ирины Николаевны зазвенел от радостного возбуждения.
– Позвонил узнать, какие у вас новости. Результаты уже известны?
– Просто не знаю, как вас благодарить! Антоша принят на ура. Все от него в восторге! Преподаватель, принимавшая экзамен, сказала, что у него чистейший лондонский выговор. Она не верит, что язык он учил в России! – Ирина засмеялась счастливым смехом. Ей не терпелось вывалить все добрые вести на голову репетитора своего сына. Ведь это его заслуга. Ему, наверняка, будет приятно.
Сын Ирины Николаевны Антон был вялым и ко всему равнодушным семилетним увальнем. Поздний ребёнок, он вызывал в родителях то самое убивающее всё живое, обожание, которое заставляет стареющую одинокую мать ненавидеть всех и вся, что может хотя бы на миг отвлечь внимание её взрослого дитя от неё. Любое мимолётное «Хочу!» сына выполнялось с судорожным благоговением. Любое «Я сам!» пресекалось на корню. С течением времени Антоша перестал проявлять инициативу и полностью отдался убаюкивающей заботе своих родителей.
Мальчик безоговорочно должен был получать всё самое лучшее. Это касалось, разумеется, и образования. Устроить сына в престижную гимназию с углублённым изучением английского – было самой заветной мечтой Ирины Николаевны. Проблема состояла в том, что Антоша был беспросветно глуп. Репетиторы чередой проходили через их дом. Каждый из них безуспешно бился с вселенской тупостью и ленью ученика и рано или поздно складывал оружие. Срок вступительных испытаний приближался, а сонный Антоша так и не освоил хоть что-то сверх хрестоматийного My name is… Мать и отец были в отчаянии.
После позорного бегства очередного репетитора Ирина Николаевна сидела в кафе в полном унынии, граничащим с истерикой. Тогда-то к ней и подошёл высокий красивый мужчина средних лет с тёмными вьющимися волосами и мрачно-насмешливыми глазами.
– Я бы никогда не посмел побеспокоить вас, – вступил он негромким, но сильным голосом – но в заведении катастрофически не хватает мест. Вы позволите выпить в вашем обществе мой кофе?
Ирина Николаевна неприязненно оглядела мужчину и качнула головой. Одет он был прилично. Трезв. Правда, чрезмерно красив, но у каждого свои недостатки. Ей было не до него. Мысль о том, что её Антоше грозит сесть за парту с детьми из типовых многоэтажек приводила её в ужас.
– У вас что-то случилось? – спустя несколько минут вдруг спросил мужчина. Он подловил именно тот момент, когда на Ирину Николаевну внезапно накатило иссушающее желание выплеснуть весь свой страх и боль. Она заговорила. Сначала осторожно, точно пробуя ногой тонкий лёд. Мужчина слушал внимательно. Иногда сочувственно кивал. Ирина Николаевна заговорила уверенней. Мужчина продолжал слушать и молчать тем обволакивающим уютным молчанием, которое говорит о высшей степени соучастия. Неожиданно для себя Ирина Николаевна взахлёб выложила ему не только о беспомощности преподавателей английского, но и о том, каким болезненным был Антоша в младенчестве; как трудно он достался ей, учитывая годы лечения от бесплодия и тяжёлые роды; как она располнела после беременности; каким безразличным стал её муж; как боится она ещё одного дефолта и ещё много чего. Откровения лились горным потоком. Только, когда Ирина Николаевна остановилась, чтобы вдохнуть воздуха для новой порции жалоб, она поняла, что плачет. На них со всех сторон косились гости кафе. Одни с отвращением, другие с укоризной, а кто-то с любопытством. И только мужчина за её столиком продолжал смотреть мягко и участливо. Ирина Николаевна разрыдалась в голос.
Павлов накрыл её руку своей широкой прохладной ладонью и осторожно похлопал, утешая.
– Я помогу вам.
Вот и всё что он сказал тогда.
На другой день он явился в дом к безутешным родителям, очаровал всех, включая ко всему безучастного Антошу, и за свои уроки взял символическую сумму.
Присутствие Павлова в жизни семьи не замедлило сказаться. Спустя уже пару месяцев, Антоша сносно лопотал на языке великого Шекспира. Кроме того, всезнающий Андрей Семёнович дал весьма полезные советы, связанные с ценными бумагами и курсами валют. За год финансовое положение семьи ощутимо упрочилось, а любимый отпрыск свободно мог переводить беглую английскую речь. Но и на этом благодеяния Павлова не закончились. Он свёл Ирину Николаевну с неким диетологом-чародеем, который помог женщине легко избавиться от двадцати семи килограммов. Выяснилось, что под лишним «культурным слоем» пряталась удивительная красавица. С кем ещё свёл новый репетитор Ирину, мужу было лучше не знать. Но факт остаётся фактом – Антоша без сучка, без задоринки поступил в престижнейшую гимназию и слыл там первым учеником; сама Ирина Николаевна в свои сорок три неожиданно превратилась в невероятную красотку; и её, наконец, стали боготворить. И не какой-то там бесцветный и набивший оскомину муж, а… Впрочем, не надо имён.
– Вы ангел! – не унималась трубка с придыханием.
– Да что вы! – Павлов изобразил смущение. – Просто мне приятно помочь вашей семье. В наше время семейные ценности сошли на нет. Ваша любовь к сыну и преданность мужу заслуживают самого глубокого уважения. – В трубке помолчали, видимо обдумывая параметр «преданность мужу». – Разводы в наши дни стали нормой, – помог побороть неловкость Павлов. – При вашей красоте и уме другая женщина уже перебрала бы под марш Мендельсона ни один вариант. А вы остаётесь хранительницей очага, женой и матерью.
Это было правдой. Ирине Николаевне даже в голову не приходила мысль о разводе. Её новое увлечение был молод и чертовски красив, но она привыкла к своей двухуровневой квартире в центре, к тому, что её муж не контролировал расходы и, вообще, ни во что не вмешивался. Молодой же любовник был страстен и ревнив. К тому же имел довольно зыбкую творческую профессию. Нет, о разводе и речи быть не могло. Андрей Семёнович прав, она хранительница очага, мать и жена. На сердце стало ясно и светло. Последняя кошка, нещадно скребущая сердце, покинула своё насиженное место. Захотелось сделать для Павлова что-то очень-очень хорошее.
Ознакомительная версия.
