Владимир Михановский - Берег надежды

В страну, на знамени которой начертано: свобода. Страну, над которой не висит дамокловым мечом безработица.

В страну, которая не открещивается от всего прошлого. В страну, которая уверенно и спокойно смотрит в будущее…

В той стране, говорят, место в жизни завоевывается собственным трудом.

Человек там не может претендовать на привилегии по мотивам собственного происхождения, или родственных связей, или чего-либо подобного…

И всем хватает места под солнцем, которое, говорят, благосклонно к той стране…

Однако как достичь земли обетованной?

Как попасть в ту далекую страну?

Никто не знает, пели сказители, вдоль каких пиков вились, какие пропасти пересекали неторные тропы смельчаков. Но вскоре тропы были перекрыты, а пойманных беглецов ждали пытки и каторга. И волшебная калитка во внешний мир захлопнулась, чтобы никогда больше не отворяться, а дорога к ней заросла, затерялась в сером вереске…

Долгое время из уст в уста передавалась мифическая песня, которую якобы сочинили беглецы. Венс припомнил печальный напев и горькие слова:

Странные слова… странная песня… Только теперь для Венса начал проясняться ее темный смысл.

— …Это был какой-то психоз, — продолжал Харви свой рассказ. — Люди отдавали все за такие коробки с двойным дном, за несколько десятков галлонов жидкого гелия… Открывался такой заманчивый путь! Дорога во внешний мир заказана, ее стерегут хищные скалы. А тут так просто!.. Погружаешься в жидкий гелий и замерзаешь, чтобы воскреснуть, я хочу сказать — проснуться, — поправился Харви, — через двести лет. Но как я ошибся! Как ошиблись все эти несчастные, — тихо проговорил Харви и закрыл лицо руками.

— Сжиженный гелий… Но это же смертельно, — сказал Венс.

— Минус двести шестьдесят девять градусов.

— Почти космический холод! Ткани должны погибнуть, — недоуменно заметил Венс.

— Наоборот, только при такой температуре они могут сохраниться, возразил Харви. — Все зависит от способа погружения. Я знаю секрет. Раздобыть его было не так-то просто.

— Человек ложился в ванну и замерзал. Что же дальше? — спосил Венс.

— Потом друзья беглеца прятали контейнер в укромном местечке, заранее облюбованном.

— Но они могли запрятать его так, что оттаявший потом, через двести лет, мог бы и не выбраться?

— Ну… — Харви пустил колечко синего дыма. — Контейнер если закапывали, так совсем неглубоко, по сути, только маскировали тонким слоем почвы. Если замуровывали в стену, то ограничивались дюймом штукатурки. Если прятали в полу, то покрывали только пленкой линолеума… Конечно, из-за всего этого ищейкам легче было разыскать беглецов. Но что нам было делать?

— За два века многое могло измениться. На пустыре мог вырасти многоэтажный дом, башня космосвязи, да мало ли что? — сказал Венс. Наконец, пыль, обычная пыль, оседая, могла за это время образовать новый слой почвы в много метров толщиной. Каково же беглецу очнуться и вдруг оказаться заживо похороненным… Неужели вы не подумали об этом?

— Думали, — махнул рукой Харви, — думали мы и об этом. Но выхода у нас не было, и люди шли на риск. Впрочем, насколько я успел заметить вчера, когда выбрался из тайника, строений в этом городе не очень-то прибавилось…

— Потому что население почти не росло, — пояснил Венс.

— Возможно, — кивнул Харви. — Что же касается тех, которые, очнувшись, так и не смогли выбраться на волю… Что ж! Может быть, им лучше, чем вам…

Венс внутренне содрогнулся от каменного равнодушия, которым повеяло от этих слов. Лицо Харви было неживым, глаза упорно глядели в одну точку.

— Как действовал механизм «воскрешения»? — спросил Венс.

— Очень просто. В каждом контейнере устанавливалось реле времени. Через положенный срок, скажем, через два века оно срабатывало. Открывался маленький клапан, и гелий начинал капля по капле испаряться. При этом температура медленно, в течение трех лет, повышалась до тех пор, пока достигала двенадцати градусов выше нуля.

— Три года…

— Если нагрев происходит быстрей, кровеносные и лимфатические сосуды могут полопаться, и человек погибнет, — терпеливо пояснил Харви.

Венс побарабанил пальцами по столу.

— Итак, бегство в будущее, — сказал он. — Причем таким простым и относительно удобным способом. Непонятно только, почему все вы тогда не сбежали?

— Это было не так-то просто, — покачал головой Харви.

— Негде спрятаться?

— Не то. Сжиженный гелий стоил недешево. Люди готовы были отдать все сбережения, но их часто не хватало.

— А друзья, которые закапывали… Ну, в общем, прятали беглеца… Венс не договорил.

— Они рисковали жизнью, — просто сказал Харви.

— Вот вас, например… Кто спрятал?

Вопрос этот Харви оставил без ответа. По лицу пришельца из глубокого прошлого скользнула тень. Видимо, горько ему было вспоминать далекого друга, давным-давно уснувшего в безвестной могиле.

В окна комнаты пробивался робкий рассвет. Бледный свет, мешаясь с желтым пламенем полупогасших стенных панелей, окрашивал все предметы в фантастические цвета.

— Достать контейнер было трудно, — вздохнул Харви. — Существовали потайные мастерские, владельцы которых, рискуя головой, выполняли заказы состоятельных беглецов. Большинство беглецов при этом становилось нищими. Впрочем, у некоторых оставались еще деньги.

— Что же, они брали их с собой, в свой временный гроб? поинтересовался Венс.

— Нет. Насколько помню, они вкладывали капиталы в страховые общества и банки. Уж не знаю, какая судьба постигла эти вклады…

Венс хотел что-то сказать, но гость опередил его:

— Я, собственно, не успел еще толком прийти в себя: прошли только сутки, как сознание ко мне возвратилось и я вышел на берег реки времени.

— Не каждый, наверное, может решиться на бегство во времени, задумчиво произнес Венс, глядя в окно и думая о чем-то своем.

— Разумеется, — согласился Харви. — Тогда, два века назад, ложась в ледяную ванну, человек не знал, выйдет ли он из нее… когда-нибудь. А вдруг низкая температура убьет наиболее чувствительные клетки головного мозга и человек, оттаяв, потеряет полностью память? Поэтому самые дальновидные покрывали свой саркофаг иероглифами.

— Иероглифами? — не понял Венс.