Он не стал звать Жанну, решив, что сначала исследует новый лабиринт сам, по крайней мере найдет укрытие, тайную камеру, мимо которой они потом пропустят ч у ж о г о, просто убедится, что его открытие чего-то стоит: ведь он, черт возьми, пробился к новому лабиринту один, тогда как к старому они прокладывали штольню всей экспедицией! Один и целая бригада рабочих — есть разница? Он протиснулся в пролом и ступил на тонкую, устилающую пол туннеля пыль тысячелетий. Сделал несколько шагов, оглянулся — за ним оставались четкие следы. Это означало, что ему не придется, скитаясь по лабиринту, делать какие-то насечки на стенах, по которым он потом будет определять обратный путь: его выведут обратно следы на полу, оставленные подошвами его собственных башмаков. Спасибо тебе, пыль! И вам, башмаки!.. Потом, чтобы обмануть ч у ж о г о, со следами придется, конечно, что-то придумать — запутать их или замести. Но это — потом. Сейчас же он может идти, ни о чем не тревожась. Итак, вперед! Боже, неужели это спасение? Да, да, это спасение! И добыл его он, Николай Кузьмин. Ах, какой он молодец, этот Николай Кузьмин! Ты молодец, Коля! Ты большой молодец! Будь Клинцов жив, он похвалил бы тебя, хотя до этого ни разу не хвалил. Он сказал бы: «У этого молодого человека есть голова на плечах». И Селлвуд похвалил бы: «Карашё, Колья!» — сказал бы он ему, похлопав по плечу. А Дениза подмигнула бы ему, и это означало бы, что она всегда верила в его удачливость. Владимир Николаевич Глебов просто погладил бы его по голове, как гладят хорошего мальчика. Холланд, пожалуй, ничего не сказал бы, лишь улыбнулся бы молча, да и то не ему, а как бы между прочим, какой-то своей приятной мысли. Вальтер непременно пожал бы ему руку, очень крепко. А Сенфорд, конечно, закричал бы: «Все уже забыли, но о том, что существует другой лабиринт, первым сказал я!» Бедный Толик не дожил до этой минуты совсем немного…
Кузьмин шел по туннелю, не обнаруживая никаких ответвлений. Туннель плавно изгибался, словно очерчивал большой круг, и был пуст, как труба. Кузьмин шарил лучом фонарика по стенам и ничего не находил — ни ниш, ни провалов, ни выступов. Стены были покрыты шубой из пыли, которая бевшумно обрушивалась при малейшем прикосновении и повисала за спиной облаком. Свет фонаря упирался в это облако, как в непроницаемую завесу. Тогда возникло ощущение, что обратной дороги нет. «Но худа без добра не бывает», — нашел чем утешить себя Кузьмин. Он подумал, что, обрушивая пыль со стен, можно будет засыпать ею следы. Вспомнив о следах, он посветил на пол перед собой и остановился в недоумении: на полу явственно были видны отпечатки чьих-то башмаков. То, что эти следы принадлежат не ему, он понял сразу же: на кожаных подошвах его ботинок не было никакого узора, здесь четко был отпечатан узор, словно ботинки, оставившие следы, были подбиты подошвами, вырезанными из автомобильных шин. Он сразу же понял и то, что это — конец, что открытый им лабиринт не является другим лабиринтом, что он прорубил вход все в тот же лабиринт, в котором хозяйничает ч у ж о й… Возвращаться надо было немедленно. Судьба сыграла с ним злую шутку. И все же ее стоило поблагодарить за то, что на обратном пути нет ответвлений, ниш и выступов — укрытий для ч у ж о г о и что, стало быть, ч у ж о й его там не поджидает. Надо было бежать, но ноги Кузьмина словно приросли к полу, не подчинялись командам мозга, онемели, стали чужими. И все в нем стало чужое, все тело предало его. Фонарик выпал из руки и, ударившись о землю, погас. И тогда в лицо Кузьмину ударил мощный сноп света. Свет ослепил его. Кузьмин зажмурил глаза, но и сквозь закрытые веки он видел свет — яркое красное пятно перед собой.
— Вот и все, — услышал он впереди себя голос. — Вот мы и встретились. Не ожидал?
— Кто ты? — спросил Кузьмин, с трудом преодолев оцепенение губ. — Могу ли я тебя увидеть?
— Можешь. Нагнись и подними свой фонарик. Потом я погашу свой и ты осветишь меня. Ну!
Кузьмин присел и поднял с земли свой фонарик.
— Теперь действуй! — приказал ч у ж о й. Свет погас.
Кузьмин нажал на кнопку фонарика. Желтый луч уткнулся в клубящееся облако пыли.
— Все же покажись, — сказал Кузьмин.
Ч у ж о й засмеялся.
— Ты видишь не дальше собственного носа, — сказал он. — Я не могу тебе помочь.
Жанна и Саид услышали выстрел и посмотрели друг на друга.
— Это там, — Саид махнул рукой в сторону камеры, где еще недавно долбил стену Кузьмин.
— Да, — согласилась Жанна. Она резко встала и направилась к камере.
— Вернитесь, госпожа! — крикнул Саид. — Там аш-шайтан! Теперь нам надо уходить в штольню!
— А Кузьмин? — остановилась Жанна. Саид в мгновение ока оказался рядом с ней.
— Кузьмина больше нет, — сказал он. — Вы это знаете.
— Но почему, почему?! — закричала Жанна. Саид схватил ее за руку и потащил к выходу.
— У нас нет ни секунды, — торопил он ее, сунув ей в свободную руку пакет с крупою, — ни одной секунды! Аш-шайтан ошибся только раз и только на секунду! Пока он там, мы добежим до штольни и обрушим ее за собой! Больше никогда, госпожа! Больше никогда! Да не упирайтесь же! — умолял он ее. — Не упирайтесь, госпожа!
А Жанна и не упиралась. У нее просто не было сил бежать. Да и жить, кажется, уже не было сил. Последние метры по штольне Саид нес ее на спине.
— Я сейчас, — сказал он, уложив ее бережно на пол. — Вот там, госпожа, включается свет и генератор, — указал он ей на пульт. — Синяя кнопка — это помпа, вода… Вот пакет с крупой. Теперь все. Теперь я вас покину, госпожа, — Саид наклонился над Жанной и поцеловал ее в щеку. — Время кончилось… Противогазы там! — крикнул он ей, убегая. — Справа от лаза! Прекрасная госпожа!..
Жанна с трудом отдышалась и на локтях придвинулась к стене, уперлась в нее затылком. Прямо над головой тускло светила лампочка, затянутая пыльной сеткой паутины. Жанна подумала, как же давно они здесь, если паук успел оплести лампочку паутиной.
Грохот длился две-три секунды. Он совсем не напугал Жанну: она знала, что это Саид обрушил штольню у входа в башню, чтобы перекрыть дорогу ч у ж о м у. От обвала дрогнула земля. Мигнув, погасла над головой лампочка. Штольня наполнилась пылью. Жанна прикрыла лицо рукавом кофты, чтобы не дышать пылью. Ждала возвращения Саида. Но он не вернулся.
Ей не хотелось думать, что Саид попал под обвал. Лишь на мгновение ей представилось, как это могло случиться. Потом она поняла, что Саид остался по ту сторону завала, как и собирался, когда говорил ей, где включается свет, где помпа, где лежат противогазы, когда поцеловал ее в щеку, когда сказал ей, что время кончилось…
Надо было бы заплакать, но не плакалось, только колющая боль расползалась по груди.
