– Тогда позвони Маркину, – небрежно сказал Михаил. – Он ведь наверняка тебя просил ему докладывать о всех новостях?
– Просил, – не стал я отпираться.
– Позвони, расскажи, – велел Михаил. – У него целая команда, им проще всех опросить.
Он вышел из машины, стал ходить вокруг, пиная и осматривая шины. Деликатный.
Я достал телефон, позвонил гэбэшнику и коротко рассказал про кружок, ох простите – секцию, юных биохимиков. Судя по энтузиазму Маркина, тот готов был хвататься за соломинку.
Но я ничего хорошего от его расследования не ждал. То ли мне засели в голову слова Найда, что это я должен поймать Викторию и спасти мир.
То ли я просто устал.
То ли этот умный, красивый, крепкий парень, мечтающий превратиться в ходячий труп, вывел меня из себя сильнее, чем я ожидал.
– О чём думаешь? – спросил Михаил, возвращаясь в машину.
– О сыне, – ответил я.
Михаил кивнул, и машина тронулась.
– Куда? – спросил я.
Он отвечать не стал.
Кваzи вообще не очень любят отвечать на риторические вопросы. Видимо, считают это нерациональным.
Я люблю жаловаться на московские пробки, они и впрямь у нас случаются. Но если честно, то по сравнению с теми пробками, что были в Москве до катастрофы, они ни в какое сравнение не идут.
До школы на Большой Переяславской мы доехали меньше чем за четверть часа. Мы больше ни о чём не разговаривали с Михаилом – я смотрел в окно, он на дорогу.
Только перед тем как выбраться из машины, я негромко сказал:
– А ведь это я виноват. Если бы я не убил профессора, он бы восстал и его можно было допросить.
– Вначале ему пришлось бы скормить живого человека, чтобы он возвысился, – ответил Михаил.
– Поверь, Маркин бы нашёл кандидата, – сказал я.
У входа в школу, метрах в десяти от ограды, тусовалась молодёжь. Большей частью старшеклассники, но попадались и дети лет десяти-двенадцати на вид. Разумеется, они курили. Это было всегда – и во времена моего детства, и во время свирепых антитабачных законов, и после катастрофы. Обязательно найдутся среди подростков нарушители – не потому, что им хочется курить, а из принципа. Моя форма, видимо, их слегка смутила или напугала – большая часть деликатно спрятали сигареты за спину, только один курил открыто и с вызывающим видом.
Но я на сегодня свой долг по вразумлению чужих отпрысков выполнил и перевыполнил, потому прошёл мимо.
Молодой, сам недавно вышедший из школьного возраста охранник, сидящий за столом в вестибюле школы, вопросительно уставился на меня. Моя форма как бы намекала на то, что я явился сюда для исполнения служебных обязанностей.
– Я по личному делу, – успокоил я. – У меня тут… сын.
– Кто?
Я замялся на миг:
– Найд. Найд Бедренец.
Охранник постучал пальцами по старенькой клавиатуре со стёртыми буквами. Кивнул:
– Есть такой. Седьмой «А» класс. Вам срочно? Последний урок кончается через десять минут.
– Подожду, – сказал я. – Можно?
Охранник снова уставился в экран.
– Вы Денис Симонов?
– Да.
Парень пожал плечами:
– Конечно, вы же отец. Тут записано: «родственники – Михаил Бедренец, опекун. Денис Симонов, отец».
Он замялся, видимо, соображая, почему у мальчика фамилия опекуна, а не отца. Потом нахмурился, очевидно, вспомнил, что опекун – кваzи. Но ничего не спросил, сдержался.
– Да, бывают такие сложные семейные обстоятельства… – туманно сказал я, присаживаясь на обитый кожзаменителем диванчик. В нескольких местах диванчик был прорван, торчащий в прорехах поролон кто-то старательно закрасил коричневым фломастером под цвет обивки. – А давно это было записано? Кто отец, кто опекун?
– Три дня назад.
Вот же упрямый кваzюк. Вписал меня родителем, даже когда доказательств ещё не было.
Я сидел на диванчике, размышляя о вероятности и невероятности совпадений. Как-то густо они пошли в последнее время. Мой сын Сашка, оказавшийся Найдом, а потом занимавшийся у Томилина Руслан. Закон парных случаев? Предпочту пословицу «Бог троицу любит». Ещё бы какое-нибудь совпадение, чтобы найти и уничтожить вирус.
Зазвенел звонок – тем впечатавшимся в память звоном, который и нагонял тоску, и радовал в детстве. Через несколько минут начали появляться дети. Горохом ссыпались по лестницам, проносились через вестибюль мимо пустых раздевалок и выкатывались на улицу.
– Что-то не много у вас учеников, – сказал я. – Школа вроде большая…
– Младшие классы уже на каникулах, – пояснил охранник. – А старшим ещё рано, у них экзамены на носу, готовятся.
Ну да, конечно. Это в моём детстве в июне занятия уже заканчивались. Сейчас в школах попроще два месяца каникул, а кое-где и месяцем довольствуются. Ценность знаний возросла, вряд ли только детей это радует.
А потом появился Найд. Он шёл спокойно, без спешки, о чём-то оживлённо болтая с девочкой на голову его выше. На нём была Олина оранжевая ветровка – на уроках, что ли, в ней сидел? Ранец от тащил в руке, так что лямки волочились по полу. Увидев меня, не удивился, попрощался с девчонкой (та бросила любопытный взгляд), подошёл, стал надевать ранец.
– Привет, отец.
– Привет, сын, – ответил я. – Провожу тебя до дома.
– А где Михаил?
– Работает. Отпустил меня пораньше.
Он кивнул.
Мы вышли из школы, миновали отряд юных курильщиков, с энтузиазмом наносящих вред своему здоровью (на мой взгляд, компания минимум наполовину поменялась), и пошли по улице.
– Не получается её поймать? – спросил Найд.
– Дело не в ней, – сказал я. – Ты же понимаешь, почему мы её ищем?
– Вирус.
– Да. В первую очередь – вирус. Она уже натворила бед, но если выпустит этот вирус…
– А он точно у неё?
– В том-то и дело, – кивнул я. – Грамотно мыслишь. Скорее всего не у неё. Скорее всего где-то спрятан, и она никак не может его забрать. Или ещё не готов. Но мы в тупике. Её ищут сотни людей. Может, даже тысячи. И кваzи тоже ищут. Она скрывается, но не убегает из города. Значит, ждёт момента, когда вирус созреет.
– Вы ей предложите амнистию, – сказал Найд. – Что всё ей простят, если она отдаст вирус.
– Если бы хотела – уже выторговала бы амнистию, – признался я. – Всё, что угодно, выторговала бы.
– Значит, у вас нет того, что ей нужно, – рассудительно сказал Найд. – Тогда нужно не предлагать то, чего у вас всё равно нет, а пригрозить отнять у неё то, что ей дорого.
Я даже вздрогнул, так по-взрослому цинично это прозвучало.
