– А как же Гертруда?
– Да, как же Гертруда? – спросили ровные голоса.
– Предоставьте все мне. Я сумею возвысить вас. Вы – леди Кора и леди Кларисса, леди Кларисса и леди Кора. Не забывайте об этом. И не позволяйте кому бы то ни было об этом забыть.
– Да, так и должно быть, – сказала Кора.
– Каждый обязан помнить, кто мы такие, – сказала Кларисса.
– И помнить об этом всегда, – сказала Кора.
– Иначе мы можем и власть применить, – сказала Кларисса.
– А пока, дорогие дамы, я провожу вас до ваших комнат. Вы должны довериться мне. И не должны никому рассказывать, о чем мы тут говорили. Вы обе поняли это?
– И мы отберем наших птиц у Гертруды.
Они уже поднимались по лестнице, Стирпайк придерживал обеих под локотки.
– Леди Кора, – сказал он, – попробуйте сосредоточиться на том, что я сейчас скажу. Если вы будете внимательно слушать меня, я верну вам то высокое положение в Горменгасте, которого лишила вас леди Гертруда.
– Да.
– Да.
Никакого оживления не обозначилось в их голосах, но Стирпайк уже понял – лишь по тому, что они говорят, не по тому, как, может судить он, откликается ли их мозг на его испытующие фразы.
Знал он и то, где следует остановиться. В тонком искусстве обмана и продвижения вверх знание это есть отличительный признак мастера. Стирпайк сознавал, что, когда он достигнет дверей их покоев, его охватит желание попасть вовнутрь, посмотреть, как обставлено их жилище и что они, черт подери, разумеют, говоря о Горнице Корней. Но сознавал также и необходимость точно расчислить время, в которое должно ослабить вожжи. При всем тугодумии этих теток, в жилах их струилась кровь Гроанов, способная в любую минуту, стоит лишь сделать ложный шаг, взбурлить и разрушить результаты, достигнутые за месяцы стратегических игр. И потому Стирпайк покинул сестер у дверей их покоев, поклонившись им почти до земли. Возвращаясь обшитым дубом коридором и сворачивая за угол, он оглянулся и увидел, что сестры так и стоят у дверей. Они смотрели ему в спину, неподвижные, точно две восковые фигуры.
Завтра их посещать не стоит, пусть проведут день в тревоге и в дурацких разговорах. К вечеру обе разнервничаются, им потребуется утешитель, но он постучит в их дверь лишь на следующее утро. Пока же нужно будет собрать по возможности больше сведений о них и об их настроениях.
Вместо того чтобы, достигнув двора, пересечь его и вернуться в дом Доктора, Стирпайк решил пройтись по лужайкам и, может быть, даже по террасам надо рвом, благо небо расчистилось и яростно переливалось сотнями тысяч светил.
Ветер стих, но воздух был холоден, и Стирпайк похвалил себя за то, что прихватил накидку. Он поднял жесткий ее воротник, почти закрывавший уши. Никуда, в частности, он не спешил, просто вышел на ночную прогулку. Передвигался он своей всегдашней полупоступью, полупробежкой, отчего казалось, будто юноша этот вечно бежит выполнять некое тайное поручение, да так оно, по внутреннему его чувству, на самом деле и было.
Он вошел в глубокие тени под аркой, затем снова возник в лежащем за арочным проходом полусвете-полутьме, словно часть чернильного мрака, пробудившаяся и оторвавшаяся от основного его тела.
Долгое время он держался поближе к замковым стенам, неуклонно двигаясь на восток. Первое намерение его, состоявшее в том, чтобы совершить своего рода détour[13] террас и лужаек, по которым прогуливается перед завтраком Графиня, было теперь отставлено, ибо едва Стирпайк выступил в путь, как уже его охватило наслаждение тем, что он шагает один, совершенно один под светом звезд. Прюнскваллоры его ждать не станут. У него имелся собственный ключ от парадной двери и, вернувшись, он, как и в прочие ночи, после таких же вот поздних прогулок, нальет себе на сон грядущий стаканчик коньяка и, может быть, позаимствует у Доктора немного табаку для своей кургузой трубчонки.
Или же он может, что также нередко делалось им по ночам, зайти в аптеку и позабавиться составлением какого-нибудь губительного зелья. Приходя туда, Стирпайк первым делом устремлялся к полке с ядами и смертельно опасными порошками.
Он наполнял четыре тонких склянки самыми убийственными из этих смесей и уносил их в свою комнату. Он быстро усвоил все, что рассказал ему на сей счет Доктор, обладавший обширными познаниями по этой части. Под его руководством юноша, собирая росшие в окрестностях ядовитые травы, приготовил из них, путем перегонки, немало смертоносных настоев. Доктору эксперименты Стирпайка представлялись забавными – с чисто научной точки зрения.
Или же можно, вернувшись к Прюнскваллорам, заняться чтением одной из многих книг Доктора – в те дни Стирпайком владела страсть к накоплению всех и всяческих знаний, но лишь как к средству для достижения цели. Ему необходимо знать все, ибо только так сумеет он, в предвидении положений, которые могут возникнуть в будущем, держать на руках полную колоду карт. Он представлял себе ситуации, в коих разговор с человеком, способным стать подспорьем в его продвижении, коснется вдруг астрономии, метафизики, истории, химии или литературы, и понимал, что умение вставить в такой разговор суждение яркое и точное, суждение, которое будет выглядеть итогом учености, приобретенной трудом всей жизни, способно мигом принести ему выигрыш больший, нежели часы хождения вокруг да около в ожидании, когда беседа вдруг обратится к предметам, принадлежащим к кругу его понятий.
В будущем он видел себя человеком начальствующим. Помимо способности быстро принимать смелые решения, он обладал еще и бесконечным терпением. И вечерами, читая после того, как Доктор и Ирма укладывались спать, он шлифовал длинный, тонкий вкладной клинок, который некогда приглядел, и который через две недели после того вытащил-таки из груды старого оружия, сваленного у холодной стены. Когда он извлек ее оттуда, рапира была прискорбно тускла, но искусное прилежание и терпение, которое юноша вкладывал во все, за что брался, обратили ее в узкую ленту белой стали. Потратив еще час, он откопал полую трость, привинчивавшуюся к невинной на вид рукояти одним поворотом запястья.
Займется ли он по возвращении клинком или трудом по геральдике, уже почти им дочитанным, или пройдет в аптеку, чтобы растолочь в ступе, подливая в нее красного масла, зеленый, перистый порошок, с которым он экспериментировал в последнее время, или же на него нападет такая усталость, что он просто нальет себе стакан коньяку и поднимется в свою спальню, Стирпайк пока что не знал, да он и не заглядывал в будущее на сроки столь краткие. Споро шагая, он так и этак прокручивал в голове не только каждую запомнившуюся фразу из оброненных нынче близняшками, но и общее направление вопросов, которые станет им задавать послезавтрашним вечером.
