Ознакомительная версия.
— Работаю, а что?
А то, что один… ну, малознакомый мальчик, похоже, записал у себя дома наш с ним не очень, как бы это сказать, тривиальный секс. Мы практически, понимаешь, были незнакомы. И сейчас я его как-то не могу найти, ну, может, уехал. А я тут шла случайно вдоль палаток и вдруг…
— Увидела свой сет?
Мда. Ленка оборачивается на сто восемьдесят градусов (спасибо, что торт не роняет мне на колени) и со свойственной ей непосредственностью восхищенно говорит:
— Ай-йя!
— Ленка, какое «ай-йя»??? У меня работа!!! Я менеджер! У нас большая корпорация! У нас клиенты! Лена, ты что, не понимаешь? У меня мама, в конце концов! Да даже если б там была ваниль — она и то была бы против, может быть!
— Господи, Вуп, ну скажи уже, что там? Блин.
— Короче, Рыжий, скажи, что мне делать? Я в той палатке все скупила, у них четыре копии было, но как мне знать, что он не продал еще в двадцать палаток?
— Никак.
Интересно, а что это я взбесилась? Я что ждала услышать — «Спи спокойно, Вупи, детка. Скупила — ну и все, закончилась история».
— Мало того, я могу тебя заверить, что этот сет появится не то что в нескольких палатках — даже в той, где ты все скупила, появятся через пару дней новые копии.
— Так может, я их там и попрошу его со мной связаться, как появится?? Мне уже похуй принципы, ты же понимаешь, мне надо выкупить у него свой бион.
Черт!
— Да это же не он им копии привозит! Послушай, дай я объясню; любителей аматюра довольно много, это рынок, так? Но одиночкам на нем делать нечего совершенно, невозможно бегать по палаткам продавать, что нахапал сам, да и не даст тебе никто: там рынок же железный, тебя отпиздят и скажут на чужой кусок роток не разевать. Поэтому все делается так: крупные компании, которые в той или иной теме, как, например, в теме зооморфов…
Откуда знает??? Знают, значит, друзья; ну ладно, что теперь, — кажется, весь Нью-Йорк будет знать уже скоро, не о друзьях забота.
— …выпускают серии аматюрных фильмов; это дешевле, конечно, в пятьдесят раз, чем любая постановка, плюс бион совсем другой, не спутаешь, плюс рынок есть — почему не воспользоваться? Ну, нанимают агентов со всем своим: квартирой, аппаратурой — и по небольшой цене принимают у них отснятые сеты. А распространением, конечно, занимаются сами. Корпоративненько.
О боже.
— Ты с собою принесла?
Да, вот противная коробка; ох, ну и вид тут все же у тебя, сутки не могла заставить себя рассмотреть как следует: пасть приоткрыта, глаза закатились так, что белки видны… аж передергивает, фу. Коза бесстыжая, такой себе раскованной и сексуальной казалась, в теплой водичке валяясь враскоряку с человеком, которого впервые в жизни увидела; свинья.
— Да, есть такая компания, вот логотип: «Скуби Дёрти Ду», они, по-моему, из Кэмбрии, там этих компаний штук пятьдесят; точно, впрочем, не знаю. Послушай, Вуп, я тебе сразу скажу: ни звонить им, ни писать письма, ни денег предлагать — нельзя. Они тебе в лучшем случае назовут, пуганой, такую сумму, что только дурно сделается; а если еще и не противно им руки пачкать, то просто в открытую доить тебя начнут, раз сама подставилась. А в худшем случае может вообще что угодно быть. Я готов с тобой обойти палатки в основных местах, купим то, что там; и если еще где увижу — буду скупать, обещаю; такие сеты не слишком ценятся, месяца через два они его просто снимут с тиражирования — и, дай бог, никто не увидит и не узнает. Просто пронесет. Ты меня слышишь?
Ох, Рыжий, Рыжий; ты явно не понимаешь степени риска; представь себе — ты тратишь жизнь на то, чтобы создать себе уютненькую микросферку: хорошая работа, карьера, сделанная не по везению, но зубами выгрызенная у тех, кто после университета с тобою вместе начинал, а теперь кланяется при встрече; квартирка в лучшем виде, что ни месяц — какие-нибудь приятные покупки, отличное здоровье за счет неустанного над ним контроля, приятели как на подбор, такие же красивые и молодые, и будущее в целом положительно вполне отсюда выглядит, — выглядело, выглядело еще всего лишь двое суток назад, до обнаружения ужасного сета в задрипанной лавчонке для низкопробных извращенцев вроде тебя самой. Да если до кого хотя бы случайно — частично — слухом маленьким дойдет известие о существовании этого сета, никто меня, директора отдела электронной коммерции, не пощадит; полетишь вниз по кроличьей норе, и не сухие листья будут внизу, а острые колья, потому что в большой компании всегда найдется тот, кому ты мешаешь, — те, кто подо мной, зубами норовят схватить за пятки, чтобы самим повыше подтянуться, те. Кто выше, сами боятся, что я их за пятки зубами, — а я могу… А что поделаешь? Нормально, в этом-то и есть азарт любого бизнеса; в такую игру играть надо — с оттяжкой, как всегда играла, пока сейчас не выяснила, что контрольный джойстик, может быть, уже в руках кого-нибудь, кто только ищет повод тебя под гейм-овер подвести.
— Ты меня слышишь, Вуп? Алле?
— Я слышу, Рыжий, слышу.
Кш! Кш!
Пытаешься стряхнуть ее с себя, краснеешь, выглядывая из-за детского плеча, озираешь смущенно посетителей кафе; кое-кто уже смотрит нехорошо, и бабка в углу вроде как даже остолбенела в праведном возмущении. Каждый раз она это проделывает — хоть не встречайся с маленькой заразой в общественных местах, — но вот откинулась, висит на шее, спрыгивает, тонкими ручонками колотит по груди, хохочет и кокетливо облизывает детские пухлые губки после поцелуя, закатывает в комически-развратной манере невинные глазки.
— Ну! Скажи! Я свет твоей жизни? Я огонь твоих чресл? — И, разворачиваясь к маленькому залу пижонского дайнера, — нежным, по дуге идущим профессиональным движением выхватывает из-под детской маечки с медвежонком Фуффи удостоверение сержанта полиции: — Морф, двадцать семь лет.
Надо бы за такие шутки заехать ей по попе как следует, но не поднимается рука; такая сияющая, такая довольная собственным безобидным свинством стоит перед тобой Кшися, что опять сгребаешь ее в охапку и прижимаешь к груди — аж косточки цыплячьи хрустят.
— Ой, ой, ой! Покалечишь ребенка! Тебе лишь бы тискаться, старый развратник!
Удостоверение официанту под нос:
— Виски.
Казалось, столько лет знакомы; успели давным-давно, еще в раннем студенчестве, и полюбиться, и разлюбиться, а вот до сих пор — три недели ее не видел — и так соскучился, как будто не видел триста лет.
— Ну?
— Ну?
А на веранде играют джаз, как сорок лет назад; за что люблю «А Нуне» — за эту ностальгическую ноту, за старые настоящие сиди, за атмосферу золотого времени — начала века, пускай совсем не золотого на самом деле, но дымкой нежной позолоты, как любое прошлое, подернутого. За соседним столиком семья снимается на комм, потом радостно потрошит коробку чистых бионов — накатывают на себя и даже на крошку лет двух отроду, — собираются записать свои ощущения от этого прекрасного вечера — на память, в семейную пыльную коробку с бархатом обитыми ячейками и с приторной витиеватой надписью «Наши дни…» на крышке, — чтобы потом годами донимать гостей: «А это мы в Анталии… А это мы в Копенгагене… А это мы тут, у нас, в одном ресторане отмечаем Дженничкин день рожденья…»
Ознакомительная версия.
