— Поблизости такого места нет, — сказала она.
— Если я говорю, значит есть. Я видел его.
— Да… вы правы.
— И не имеет значения, лежит ли это прямо за нашим окном или нарисовано женщиной по имени О'Киф, если я это видел?
— Подтверждаю истинность диагноза, — сказала Эйлин. — Вы хотите сказать мне это сами?
— Нет, пойдем дальше. — Он снова наполнил бокалы.
— У меня ущербны глаза, но не мозг, — сказала она.
Он зажег ей сигарету и закурил сам.
— Я увижу чужими глазами, если войду в чужой мозг?
— Нейросоучастие основано на факте, что две нервные системы способны разделить тот же импульс, те же фантазии… контролируемые фантазии.
— Я могла бы производить терапию и в то же время испытывать подлинные визуальные впечатления.
— Нет, — сказал Рендер.
— Вы не представляете, что значит быть отрезанной от целой области ощущений! Знать, что монголоидный идиот может испытывать нечто такое, чего вы никогда не узнаете, и что он не может оценить это, поскольку он, как и вы, еще до рождения осужден судом биологической случайности — это не правосудие, а чистый случай.
— Вселенная не ведает справедливости. Это понятие изобрел человек. Но, к несчастью, человеку приходится жить во вселенной.
— Я не прошу вселенную помочь мне; я прошу вас.
— Мне очень жаль.
— Почему вы не хотите помочь мне?
— Сейчас вы демонстрируете мою главную причину.
— А именно?
— Эмоции. Это дело очень много значит для вас. Когда врач настроен в фазе с пациентом, его нарко-электрическое возбуждение отгоняет большую часть собственных телесных ощущений. Это необходимо, потому что его мозг должен полностью погрузиться в данную задачу. Необходимо, чтобы его эмоции подверглись временному отключению. Полностью убрать их, конечно, невозможно. Но эмоции врача возгоняются в общее ощущение хорошего настроения, или, как у меня, в артистическую мечтательность. А у вас будет слишком много «видения». И вы будете в постоянной опасности утратить контроль над сном.
— Не согласна с вами.
— Ясное дело, не согласны. Но факт, что вы постоянно будете иметь дело с ненормальностью. О силе невроза не имеет понятия девяносто девять, запятая и так далее процентов населения, потому что мы не можем адекватно судить об интенсивности собственного невроза — мы отличаем один от другого только когда смотрим со стороны. Вот почему не-нейросоучастник никогда не возьмется лечить полного психа. Немногие пионеры в этой области сейчас сами все на излечении. Это вроде затягивания в водоворот. Если врач теряет высший контроль в интенсивной работе, он становится творимым, а не творящим. Действие синапсов распространяется подобно цепной реакции, когда нервные импульсы искусственно усилены. Эффект передачи почти мгновенен.
Пять лет назад у меня была клаустрофобия; потребовалось шесть месяцев, чтобы победить эту штуку — и все из-за крошечной ошибки, случившейся за неизмеримую долю секунды. Того пациента я передал другому врачу. И это было самое минимальное из возможных побочных последствий. Если вы оступитесь в сценарии, девочка, то на всю жизнь попадете в лечебницу.
Наступала ночь. Город остался далеко позади, дорога была открытая, чистая. Тьма между падающими хлопьями становилась все гуще. Спиннер набирал скорость.
— Ладно, — согласилась она, — может, вы и правы. Но я все-таки думаю, что вы можете мне помочь.
— Как?
— Приучите меня видеть, чтобы образы потеряли свою новизну, эмоции стерлись. Возьмите меня в пациенты и избавьте от страстного желания видеть. Тогда то, о чем вы говорили, не повлияет на меня. Тогда я смогу заняться тренировкой и все внимание отдам терапии. Я смогу возместить зрительное удовольствие чем-то другим.
Рендер задумался. Наверное, можно. Но трудно. И это может войти в историю терапии. Никто не был достаточно квалифицирован, чтобы взяться за такое дело, потому что никто никогда и не пытался.
Но Эйлин Шаллот тоже была редкостью — нет, уникумом, поскольку она, вероятно, была единственной в мире, соединившей необходимую техническую подготовку с уникальной проблемой.
Он допил свой бокал и снова налил себе и ей.
Он все еще обдумывал эту проблему, когда вспыхнули буквы: "Задайте новые координаты". Машина вышла на обходную дорогу и остановилась. Рендер выключил зуммер и надолго задумался.
Редко кому удавалось слышать, чтобы он хвастался своим уменьем. Коллеги считали его скромным, хотя бесцеремонно отмечали, что если когда-то объявится лучший нейросоучастник, это станет днем, когда больного гомо сапиенса будет лечить не менее чем сошедший с небес ангел.
В обоих бокалах оставалось шампанское. Пустую бутылку Рендер бросил в специальный бункер сзади.
— Знаете что? — сказал он наконец.
— Что?
— Пожалуй, стоит попробовать.
Он наклонился, чтобы задать новые координаты, но она уже сделала это. Когда он нажал кнопку и машина повернулась, Эйлин поцеловала Рендера. Ниже очков щеки ее были влажными.
Самоубийство расстроило его больше, чем следовало бы, и еще миссис Ламберт позвонила накануне и отменила встречу, так что Рендер решил потратить утро на размышления. Он вошел в офис хмурый, жуя сигару.
— Вы видели?.. — спросила миссис Хиджс.
— Да. — Он бросил пальто на стол в дальнем углу комнаты, подошел к окну и уставился в него. — Да, — повторил он. — Я ехал мимо с прозрачными стеклами, и его еще не убрали.
— Вы его знали?
— Даже не знаю его имени. Откуда мне знать?
— Мне только что звонила Прайс Толли, секретарша инженерной компании на 86-м. Она сказала, что это был Джеймс Иризари, дизайнер, офис которого дальше по коридору. Долго оттуда падать! Он, наверное, был уже без сознания, когда ударился? Его отнесло от здания. Если вы откроете окно и выглянете, то увидите — слева…
— Не беспокойтесь, Бинни. Ваша приятельница имеет какое-нибудь представление, почему он это сделал?
— Вообще-то, нет. Его секретарша выскочила в коридор с воплем. Похоже, она вошла в его кабинет по вопросу какого-то чертежа как раз когда он перемахивал через подоконник. На столе лежала записка: "У меня было все, чего я хотел. Чего ждать?" Занятно, а? Я не имею в виду — забавно…
— Угу. Что-нибудь известно о нем самом?
— Женат. Пара детишек. Хорошая профессиональная репутация. Куча работы. Спокойный и рассудительный, как все такие люди. Мог позволить себе иметь офис в этом здании.
— О, господи! У вас на всех здесь есть досье?
— Видите ли, — она пожала пухлыми плечами — у меня в этом улье повсюду друзья. Мы часто болтаем, когда нечего делать. А Прайс к тому же моя золовка…