— Нам будет от этого не легче! — тонкий голос Ло Вея после Максимовского баса сам по себе звучал неубедительно. — Они поймут, что мы — это комочки студенистой материи с ничтожно малым запасом внутренней энергии, с черепашьим темпом мыслей и движений. Они поймут, что мы, люди, — очень несовершенное, из рук вон неудачное творение природы, и не почувствуют к нам ни симпатий, ни жалости, ни сочувствия…
Когда после отдыха расходились по своим кабинам, Новак с отчаянием в душе понял, что им, видно, так и не удастся прийти к общему взгляду.
…Был один момент, который решил дальнейшее.
Именно о нём вспоминал сейчас Новак, когда, вися в пустоте жерла электромагнитной катапульты, укреплял контейнер на носу разведочной ракеты.
Это было на шестьдесят восьмые сутки разгона.
«Фотон-2» должен был теперь совершить последний поворот для выхода на инерционную траекторию. Новак в оцепенении сидел перед приборами в рубке: вся борьба, разгоревшаяся в звездолёте, сосредоточилась сейчас в нём, в одном лёгком движении пальцев правой руки. Небольшой поворот рукоятки регулятора, незначительное усилие большого, указательного и среднего пальцев-и в правые кормовые дюзы «Фотона-2» начнёт поступать чуть больше ядерного горючего; ровно настолько больше, чтобы космический корабль смог с безопасным для его экипажа ускорением отклоняться всё левее и левее, по направлению к солнечной системе.
Движение рукоятки… Оно укажет «ракеткам» направление к Солнцу. Дальше они, вероятно, не станут следовать за «Фотоном-2», а обгонят его. «Мы не сумеем даже предупредить Землю. А когда они появятся в Солнечной, события будут развиваться очень быстро. Того времени, за которое люди лишь успеют их заметить, „ракеткам“ будет достаточно, чтобы принять решение и начать действовать. Их „дни“ сосредоточены в секундах… Какое решение они примут? И какие действия последуют за ним?..»
На движущейся ленте звёздной карты, на которой самописец вычерчивал курс звездолёта, красная линия начала заметно уходить вправо от расчётной синей. Новак, как загипнотизированный, смотрел на перо самописца: оно с заметной глазу скоростью ползло по масштабным клеточкам, отсчитывая миллионы километров… «Ну, прав ты или не прав, Антон Новак? Сможешь ты взять на себя эту огромную ответственность, или ты предоставишь событиям развиваться, как им заблагорассудится?» Он мысленно ещё раз прошёл весь путь наблюдений и догадок, пережил те минуты, когда с микроскопом и электрическим щупом исследовал осколки тела «ракетки», снова взвесил все доводы и возражения Максима, Сандро, Патрика Лоу и Торрены…
Рукоятка регулятора осталась в прежнем положении. Теперь звездолёт с каждой секундой удалялся на сотни тысяч километров от инерционной кривой. На душе у Антона Новака стало спокойно и холодно: теперь проблема о том, как быть с роем кристаллических существ, становилась строгой физической задачей. Эту задачу следовало поскорее рассчитать.
«Итак, дано: два тела, разделённые расстоянием в тысячу километров, летят в пустоте со скоростью, близкой к световой… От тела, летящего впереди, отделяется некий предмет, и, ускоряясь, летит навстречу газовое облако и обволакивает тело. В какой момент? И сколько нужно газа? И получится ли это при той скорости, с которой мчатся сейчас звездолёт и рой?..» Новак нерешительно посмотрел на стоявший рядом пластмассовый куб робота-оператора, но покачал головой: такая задача не предусмотрена в программах робота. А программировать заново?.. Пожалуй, проще решить самому. Он придвинул к себе лист бумаги и углубился в расчёты. Через несколько часов он знал: надёжно решить эту задачу возможно лишь на скорости 0,9 от световой… Ещё около четырёх суток (по внутреннему счёту времени) для работы двигателей.
…Первым заметил отклонение тот же Сандро: из обсерватории провода связи передали в рубку его тревожный голос:
— Антон! Что случилось? Мы сбились с курса!
Новак взглянул на показатель скорости: 0,86 световой. «Рано заметил… — с досадой подумал он. — Нужно ещё около тридцати часов ускорения. Ну, начинается…»
— Сейчас объясню, Сандри, — он включил вес кабины: «Внимание всем! Внимание всем! Звездолёт идёт под углом 42 градуса к расчётному курсу в направлении Бета Большой Медведицы. Внешняя скорость — 260 000 км/сек… Субъективная скорость — 585 000 км/сек…»
— Это удар в спину! — раздался яростный крик Патрика Лоу. — Ты хочешь, чтобы мы не вернулись на Землю?!
— Нам не удалось уйти от роя «ракеток», — продолжал Новак. — Через тридцать часов будет предпринята попытка уничтожить рой…
— Ты не сделаешь этого! — громыхнул в динамике голос Максима. — Ты сошёл с ума! — на экране было видно, как Максим попытался подняться, но, сломленный перегрузкой, рухнул обратно в кресло.
«Итак, двое… Пока работают двигатели, никто не сможет ничего сделать».
— Это позор! Неслыханное предательство!
«Трое… И Торрена с ними. Жаль, его наблюдения за движением роя сейчас очень нужны».
— Это месть! — голос Сандро дрожал от возмущения. — Я знаю, он мстит «ракеткам» за первую экспедицию, за то, что тогда на Странной планете погибла Анна Новак.
«Четверо… И Малыш с ними. Плохо… — Новака на секунду охватил страх. — Неужели я останусь один? Я ничего не смогу сделать… Тогда только одно: звездолёт не свернёт с этого пути. Мы не вернёмся на Землю…» Он продолжал говорить:
— В нашем распоряжении около пятидесяти часов по субъективному времени. Если за этот срок мы уничтожим рой, запасов антигелия хватит для возвращения на инерционную траекторию. В противном случае «Фотон-2» не сможет выйти в район солнечной системы.
— Неправда, Новак! — крикнул Торрена. — У нас гораздо больший запас антигелия. Его хватит на месяц отклонения.
— Следует учитывать, — возразил Новак, — что часть антигелия придётся истратить на истребление «ракеток»… — он помолчал. — Предлагаю членам экипажа прекратить бесплодную дискуссию… После остановки двигателей всем следует собраться в общем зале для разработки плана действий.
— Я с вами, Новак! Слышите? — это сказал Ло Вей. В его тонком голосе звучала твёрдая решимость. — Вы правы — и я с вами.
И тотчас же из другого динамика крикнул Максим Лихо:
— Вас двое, нас четверо. Мы не дадим вам совершить преступление! Слышите, не дадим!
…Конечно, идти в общий зал не было никакого смысла. И Новак совершил ещё одно преступление, обдуманной гнусности которого ему не забыть до конца своих дней. Он предупредил по проводной связи Ло Вея, чтобы тот опоздал к началу сбора в общем зале. Они встретились у его дверей. Ло был бледен, но решителен:
